Форум » Когда-нибудь, однажды... » "Трагедия в замке Ф.", Дриксен, 375 год к.С. » Ответить
"Трагедия в замке Ф.", Дриксен, 375 год к.С.
Бледный Гиацинт: Действующие лица: Руперт фок Фельсенбург семейство фок Фельсенбург(НПС) Элиза фок Штарквинд(НПС)
Ответов - 50, стр:
1 2 All
Бледный Гиацинт: Замок Фельсенбургов уже несколько дней усиленно готовился к возвращению домой наследника. Лотта отдавала слугам тихие распоряжения нежным голосом, но этого тона боялись больше, чем претенциозных приказов ее матери, Элизы фок Штарквинд, которая во время своих визитов в Фельсенбург была очень требовательна и придирчива и к слугам, и к родне. Однако, жену хозяина замка с ее кротким голоском опасались сильнее, чем ее громкую мать, потому что знали - если что-то не понравится Шарлотте, то все выльется не в шумный скандал, как с госпожой Элизой, а в действительно серьезное наказание. Поэтому, слуги старались и приводили замок в праздничный вид, и в день возвращения Руппи все было готово к пышному приему.
Руперт Фельсенбург: Как правило, возвращаясь после длительного отсутствия в родной дом, люди чувствуют радостное волнение. Руперт фок Фельсенбург любил замок, имя которого носил, и мог вспомнить много приятных и радостных событий, случившихся с ним здесь в детстве и ранней юности. Но на этот раз настроение у молодого человека было не слишком хорошее: он знал, что предстоит сразиться с превосходящими силами, а именно с матерью и бабушкой, за право строить свою дальнейшую жизнь так, как хочет он сам, а не они. Когда он выехал на аллею, ведущую к воротам, и увидел издали, что столбы ограды украшены гирляндами цветов, стало ясно: к его приезду тщательно готовились, и если сразу заговорить о том, что ему сейчас важнее всего, то сразу же все и будет испорчено. К счастью, у ворот никого не было, и потому Руппи смог предпринять обходной маневр: он свернул с главной аллеи на боковую дорогу, которая вела к воротам хозяйственного двора, и въехал в поместье, никем не замеченный, потому что этот двор, как всегда в час обеда служащих, пустовал. Дальше уже было нетрудно завести коня в конюшню и быстрым шагом пройти по дорожкам сада к служебному входу. Отметив про себя, что сад приведен в идеальный порядок и между деревьев развешаны цветные фонарики для вечерней иллюминации, он вошел через служебный вход, поднялся на жилой этаж и вошел в свою комнату. Там также все сверкало чистотой, на всех столах красовались букеты цветов. "Наверно, сестрицы постарались, - подумал он, опустился в любимое кресло у окна и облегченно вздохнул: ему удалось войти в дом не так, как планировали старшие, а значит, первый ход остается за ним! - Отдохну немного, и позвоню слуге. То-то удивится!"
Бледный Гиацинт: Шарлотта с самого утра просто порхала по замку, весь день приезда Руппи был распланирован, как пышный праздник, все было украшено, для сына подготовлены подарки, перевязанные шелковыми лентами, словно во внеочередной день рождения. Оставалось только дождаться торжественного въезда Руппи в ворота родного дома, о чем ей тут же должны были сообщить. Элиза также была в большом нетерпении, а Агата и Дебора, покорно во всем поддерживая бабушку и мать, про себя сгорали от любопытства и ожидания начала праздника. Однако, время шло, а молодой Фельсенбург все не появлялся. Лотта уже несколько раз отправляла слуг к воротам, но стража лишь разводила руками – нет, не приехал еще, на дороге не видно. То, что долгожданный сын, внук и брат уже на самом деле сидит у себя в комнате, благополучно миновав пышные приветствия, никому и в голову не приходило. Шарлотта уже начала переживать и расстраиваться, а не случилось ли что- то нехорошее в дороге. Элиза стала сердиться, дочери начали утешать матушку, и тогда Лотта вдруг вспомнила, что еще два букета в комнате Руппи она забыла распорядиться поставить, хотя они были подготовлены садовником и живописно смотрелись в вазах в холле, где она нервно расхаживала. Агата и Дебора, желая улучшить настроение матушки, вызвались тут же отнести обе вазы, и с ними и пошли наверх, получив одобрение матери. Когда же оказалось, что дверь комнаты брата приоткрыта, а сам он там сидит в кресле у окна, то обе остановились на пороге как вкопанные, изумленно глядя на него, а Дебора чуть не выронила на пол цветочную композицию. - Руппи! – выдохнули девушки почти одновременно.
Руперт Фельсенбург: Приход сестер вместо ожидаемого слуги послужил Руппи напоминанием, что ни один план не исполняется так, как был задуман. Однако при виде Агаты и Деборы юноша на время забыл о своих важных намерениях.: ведь это же его сестры, и они так давно не виделись! - Ну да, это я, - подтвердил он. - А разве вы меня не ждали? Но выдержать насмешливый тон ему не удалось. Сестры так смешно выглядели в растерянности! Он вскочил, смеясь, и обнял их сразу обеих, прямо вместе с цветами. - Ждали, ждали, я вижу! - весело сказал он и отпустил их, сообразив, что цветы могут пострадать, а сестрицы - расстроиться из-за этого. - А что еще в программе вечера? Надеюсь, к обеду я не опоздал?
Бледный Гиацинт: - Очень ждали! - воскликнули сестры, обнимая Руппи и улыбаясь, - Матушка и бабушка так волнуются, что тебя долго нет. А обед без тебя подавать все равно бы не стали. Девушки улыбались бесхитростно, они были очень рады видеть брата и хотели поскорее проводить его вниз, чтобы их мать Лотта перестала нервничать, а бабушка Элиза - сердиться.
Руперт Фельсенбург: - Я не заставлю вас голодать, - смеясь, пообещал Руппи. - Но мне нужно переодеться и умыться с дороги, бабушка вряд ли будет довольна, если я перед ней появлюсь весь в пыли! Вы идите, передайте старшим, что я уже здесь и привожу себя в порядок. Слуг звать не надо, если здесь есть вода, я сделаю все сам! Он понимал, что сестры очень удивятся его желанию обойтись без прислуги, но юноша тверд решил, что впредь не позволит себе разнеживаться дома - ведь в море каждый должен уметь обслужить себя сам!
Бледный Гиацинт: Агата и Дебора действительно были удивлены, как тем, что Руппи удалось проникнуть в замок незамеченным, так и тем, что он решил обойтись без слуг. Брат, конечно, изменился за время отсутствия. Но следовало поскорее обрадовать матушку тем, что он приехал! И сестры, еще раз поцеловав Руппи в щеку, побежали по лестницам вниз. Услышав известие от них о том, что ее сын уже здесь, в замке, Лотта ахнула. А Элиза принялась ругаться на слуг и безглазых привратников, которые не только не доложили, а и не заметили прибытия Руппи домой. Лотта, справившись со своим удивлением и огорчением, тут же взволнованно приказала поскорее накрывать на стол, ведь сын наверняка голоден, и если не удалось пышно встретить его на пороге замка, то пусть таким будет хотя бы застолье.
Руперт Фельсенбург: Руппи был доволен началом своего визита домой. Но самое трудное еще ждало впереди, и он невольно оттягивал момент встречи с матерью... и особенно бабушкой. Поэтому он не спеша сбросил одежду, пропылившуюся в дороге, тщательно вымылся, потом задумался, как одеться: он недавно постановил, что суровый моряк не должен слишком заботиться о своей внешности - не нужны ни нарядные костюмы, ни всякие кружева и побрякушки. Но ожидающие его родные просто не поймут, если он появится перед ними в новом облике. И насторожатся раньше времени... Вздохнув, Руппи достал из комода нарядную рубашку тонкого полотна, в гардеробе нашел не менее нарядный костюм темно-синего цвета, с тонким шитьем, оделся, тщательно причесался и наконец почувствовал себя готовым к бою. "На абордаж!" - мысленно приказал он сам себе и направился в парадные покои замка, где его давно уже поджидали.
Бледный Гиацинт: - Руппи, сын мой, наконец-то! - воскликнула Шарлотта, как только Фельсенбург оказался на пороге. - Подойди же ко мне поскорее и дай тебя обнять! Как ты вырос, как ты возмужал, ты стал совсем взрослым, мой мальчик! - говорила она растроганно, с обожанием глядя на сына. - Как же так случилось, что тебя не заметили привратники? - строго спросила Элиза, но по голосу бабушки было слышно, что долго сердиться на Руппи она не сможет, ведь по внуку она тоже скучала, и любит его искренне, хотя и стремится чрезмерно опекать.
Руперт Фельсенбург: Хоть Руппи и собирался "воевать" со своими близкими, он все-таки был очень рад видеть и мать, и бабушку, и обнял их по очереди с неподдельным волнением и нежностью. Однако надолго расслабляться он не хотел, и потому вывернулся из теплого кольца рук Шарлотты под предлогом, что нужно же поцеловать руку Элизы! Проделав этот почтительный ритуал весьма изящно, не хуже придворных франтов, он весело ответил: - Бабушка, я ведь вырос здесь и помню все входы и выходы. До главных ворот мне было дальше ехать, чем до других, а мне так хотелось поскорее попасть домой! Так что не корите привратников за нерадивость, хорошо? А еще, признаться, я чертовски хочу есть!
Бледный Гиацинт: Элиза не могла долго сердиться в такой светлый радостный день, ну а Шарлотта и подавно. Услышав, что сын хочет есть, она тут же всплеснула руками. - Ах, право, поскорее начнем праздничный обед, а то так и до ужина дотянем, а наш дорогой мальчик голоден! Лотта быстро подала знак слугам, чтобы начинали подачу блюд в столовую и устремилась увлечь туда свою семью. Появилась и мужская ее часть. Спустился вниз отец, которому доложили, что Руппи, оказывается, уже приехал и тихо проник в замок, обойдя торжественную часть приема. Сбежал по лестнице вниз младший брат в сопровождении своего гувернера, который был голоден не меньше, чем Руппи, и думал, что к обеду уже никогда не позовут. Оба они обняли вернувшегося домой члена семьи, и после вся семья направилась в столовую. Шарлотта сидела по правую руку от мужа, занимавшего место во главе стола, и специально усадила старшего сына напротив себя, чтобы почти неотрывно смотреть на него с восторгом и восхищением. - Ах, Руппи, как же мы скучали, - говорила она, поднимая первый тост за возвращение сына домой, - И как же ты возмужал, как вырос! - Ты должен обязательно рассказать нам о своей службе, - говорила Элиза, - Хорошо ли там с тобой обращались все это время, и было ли все на должном уровне. А затем следует обсудить твою дальнейшую службу при дворе кесаря. - О, ну это все потом, это все позже, - мягко вмешалась Лотта, - Мальчик должен хоть немного отдохнуть с дороги для решения таких важных дел. Отец в это время молча отдавал должное вину и закускам, но смотрел на возмужавшего сына с обветренным морской непогодой лицом с явным одобрением.
Руперт Фельсенбург: - Мне довольно трудно ответить на ваши вопросы, бабушка, - ответил Руппи, положив себе на тарелку понемножку от всех любимых закусок (что дало ему пару минут на обдумывание ответа). - Дело в том, что служба на море... как бы вам это лучше объяснить... имеет свои специфические черты, и отношения между сослуживцами отличаются от обычаев сухопутных войск. Потому хорошо бы уточнить, что именно вы подразумеваете под "должным уровнем"? Для начала сказано было достаточно. Надеясь, что бабушка не сочтет его высказывание издевательством, молодой моряк одарил мать и бабушку искренней улыбкой и принялся насыщаться: сперва пару кусочков копченого оленьего языка, потом немного паштета, потом перепел, начиненный смесью яблок и орехов... - Я вижу, что охота в этом году была удачной, - заметил он, обратившись к отцу, - столько на столе прекрасных блюд из дичи!
Бледный Гиацинт: - Что значит, "отличаются"? - грозно спросила Элиза не смотря на вздохи Лотты и ее стремления перевести тему, - Что на суше, что на флоте, окружающие должны помнить и хорошо понимать, кто такой мой внук и из какой он семьи. И вести себя соответственно, с уважением к роду брата кесаря, то есть, "должным образом", а не как с каким-то мальчиком на побегушках. Я надеюсь, все было именно так. Но, все равно хорошо, что все уже закончилось, и ты вернулся в родной замок, - смягчилась она и сделала глоток из бокала с вином. - Да, Руппи, - охотно подхватил любимую тему охоты отец, когда Элиза замолчала, - Твой младший брат тоже участвует в охоте теперь, думаю, и ты присоединишься к нам. Я покажу тебе новые красивые места в наших лесах, где много дичи.
Руперт Фельсенбург: Руппи мысленно поздравил себя с некоторым успехом: последняя фраза Элизы позволяла ему не уточнять особенности военно-морской службы, а слова отца помогли отложить самое сложное объяснение "на потом". - Вы знаете, отец, что я не самый большой любитель охоты, - сказал он, улыбнувшись, - но бывать в наших лесах люблю и с удовольствием съезжу с вами подышать воздухом и полюбоваться видами. А может, и сумею подстрелить какого-нибудь зазевавшегося зайца! Родные люди встретили его шутливое заявление улыбками и ответными шутками, и Руппи вынужден был признать, что поставленную им задачу будет еще труднее выполнить, чем он думал: хитрить и вести дипломатические беседы с чужими он мог без особого труда, а вот в кругу семьи... Он знал и чувствовал, что ему искренне рады, что его здесь все любят, и почему бы в самом деле не остаться в этом прекрасно устроенном доме, просто наслаждаясь жизнью, и плыть по течению, никого не огорчая? Воевать с матерью, со строгой, но любящей Элизой, с добрым отцом - этого он не хотел... "Будет лучше, если сегодня я порадую всех, а наступление начну завтра, - подумал он. - И, может быть, имеет смысл сперва поговорить по душам с отцом?" Нет, он не отказался от своих намерений, он просто предпринял, как выражаются военные, тактическое отступление. И весь день до вечера с удовольствием участвовал во всех заготовленных родителями увеселениях, включая ужин, не менее обильный, чем обед. Но поздно вечером, укладываясь спать в своей безукоризненно удобной постели, столь не похожей на койку в корабельной каюте, он напомнил себе: "Завтра. Завтра - начинаю атаку!"
Бледный Гиацинт: Лотта осталась очень довольна вечером, все прошло прекрасно, все так мило общались, и Руппи был весел, было видно, как он рад вернуться в родной замок. По окончании вечера она еще долго говорила обо всем этом в своей спальне, пока благодушно настроенный супруг терпеливо выслушивал восторги жены по поводу их вернувшегося старшего сына. Утром весь замок пробудился рано, никто не мог долго спать. Завтрак подали на веранде, залитой солнечным светом. - Кажется, ты хотел посмотреть леса? - спросил отец у Руперта, когда Лотта и Элиза немного затихли, в очередной раз выказав радость о возвращении сына и внука и его возмужавшего и повзрослевшего вида, - Можем прогуляться после завтрака. - Отец, возьмите и меня с собой, пожалуйста! - попросил Михаэль.
Руперт Фельсенбург: - Если вы собираетесь сегодня прогуляться в лес, я охотно составлю вам компанию, - с готовностью откликнулся Руппи. - А если к нам присоединится и господин Михаэль, уже такой взрослый, это будет просто превосходно! Он с доброй насмешкой посмотрел на младшего брата, который, конечно, до звания "взрослого" еще не дотягивал. Но именно поэтому его присутствие на прогулке было важно: мать и бабушка, склонные до сих пор и самого Руппи считать ребенком, будут твердо уверены, что при Михаэле никаких тайных и серьезных разговоров у отца со старшим сыном не получится. Скорее всего, обеим дамам и в голову не приходило, что обожаемый сын и внук может столь коварно их обманывать, но "чем надежнее, тем лучше", как говаривал корабельный плотник, забивая в поврежденный планшир три гвоздя вместо одного. Планшир - выступающая над палубой кромка борта. по сути, то же что перила.
Бледный Гиацинт: Отец кивнул и Михаэлю, и Руппи, он был не против общества обоих сыновей во время поездки по лесу. Лотта всплеснула руками: - Ах, только не слишком долго, прошу тебя, Альберт! - обратилась она к мужу с умилительно-просящим видом, - Ведь Руппи только приехал, не лишай нас с герцогиней его общества! Супруг уверил, что они проедутся рядом, неподалеку от замка, и очень постараются вернуться к обеду, ну а к ужину уж точно не опоздают, и вскоре лошади уже несли троих Фельсенбургов в седлах за ворота замка, к лесной тропе.
Руперт Фельсенбург: Поначалу мятежный наследник Фельсенбургов без всякого обмана просто наслаждался поездкой: лес он любил с детства, а сейчас ему казалось, что между лесом и морем есть что-то общее: и там, и здесь есть опасные глубины, неразведанные тайны, и ветер играет кронами деревьев почти так же, как волнами. Михаэль, страшно довольный, что ему разрешили поехать, поначалу болтал без умолку, доверяя брату разные свои мысли, которые другим взрослым не высказывал. Руппи понимал, насколько важно для мальчика такое общение - давно ли он сам был таким, - но вслушаться как следует мешало напряженное ожидание важного разговора, и потому он только вставлял время от времени свои короткие реплики и улыбался, чтобы не обидеть младшего. Отец почти не вмешивался в беседу сыновей; он ехал на несколько шагов впереди, выбирая дорогу - сперва, от ограды замка - по широкой аллее, потом свернул на более узкую просеку, а с нее - на полузаросшую тропу, которая привела всадников к просторной прогалине. - Ну вот, - обернувшись, пояснил он, - здесь водится множество зайцев и кроликов, отличное место для простейшего вида охоты. Нужно только укрыться за кустарником - длинноухие так увлекаются поеданием травы, что забывают об осторожности! Он спешился и, привязав лошадь к стволу ближайшего дерева, жестом пригласил детей сделать то же самое. Руппи спрыгнул в густую траву, глубоко вдохнул пахнущий разогретой листвой воздух и сказал: - Давайте позволим этим зверюшкам еще попастись, отец. Мне бы хотелось кое-что обсудить с вами...
Бледный Гиацинт: Альберт понимающе кивнул. По натуре он был человеком мягким, не зря жене так легко удавалось вить из него веревки, ну а к детям он всегда был еще более терпим. И теперь совсем не рассердился, что Руппи желает предпочесть разговор охоте на кроликов. По старшему сыну было видно, что ему необходимо что-то сообщить, скорее всего, серьезное. - Михаэль, попробуй подстрелить хотя бы одного кролика, - сказал глава семейства младшему сыну, помогая ему правильно приладить к плечу ружье, - Помнишь, как я тебя учил? Давай, только прицелься хорошенько, не спеши. А мы с Руппи отойдем ненадолго, нам надо сказать друг другу пару слов. Мальчик не стал возражать, так он был увлечен живыми мишенями, беспечно скакавшими по полянке. Михаэлю очень хотелось добыть трофей в виде кроличьей шкурки, может, и не один, чтобы похвастаться вечером матери и сестрам, так что он только сказал: "Хорошо, отец", и тут же приник к мушке ружья, начиная старательно целиться. - Давай отойдем вон к тем деревьям, Руппи, - предложил Альберт, - Там ты мне сможешь сказать то, что хотел, пока Михаэль занимается кроликами.
Руперт Фельсенбург: Одобряюще потрепав младшего брата по плечу, старший сын пошел следом за отцом. На краю поляны, под высоким и стройным буком, они остановились, спугнув двух белок, лакомившихся орешками. - Как хорошо, когда каждый занимается тем делом, которое ему по душе и на пользу, - проводив взглядом рыжих юрких зверюшек, сказал Руппи. - У белок - орешки, у кроликов - трава, у Михаэля - ружье. У вас... я не смею судить, но, думается мне, что вы могли бы заняться чем-то кроме охоты и управления поместьями. Хотя все это у вас получается очень хорошо. Но когда вы были моложе... Пожалуйста, скажите, отец, в молодости вы именно об этом мечтали? Или о другом?
Бледный Гиацинт: Альберт добродушно улыбнулся и в свою очередь положил ладонь на плечо повзрослевшего сына. - Вот ты и достиг того возраста, когда дети начинают сомневаться в правильности поступков родителей и верности выбранного ими жизненного пути. Я мог бы одернуть тебя за такую дерзость, но не стану. Потому что понимаю - сейчас я должен помочь разобраться, какой путь выбрать тебе самому. Не спеши осуждать меня сын. Твои суждения о войне с Талигом - пока только теория, которая носит романтический и максималистический характер. Ты пока еще там не был и не видел все своими глазами - всю ту кровь, грязь, мерзость. А я был, и видел. Альберт опустил руку и прислонился спиной к стволу высокой ели. - Но если ты, хлебнув морского свежего воздуха на флоте, почувствовал себя свободным, я не буду тебя отговаривать, не стану убеждать, что это ощущение ошибочно. Ты сам должен через все пройти, понять и сделать свои выводы. Некоторые влюбляются в армию, как в женщину, с первого взгляда, я видал и таких. Может быть, и ты такой, Руппи. В любом случае, разобраться в этом, понять, ты сможешь лишь сам, никто другой не даст ответа за тебя. Мужчина снова посмотрел на сына и усмехнулся: - Лотта убьет меня за эти слова. Но я считаю, что всегда и во всем нужно быть честным. Если хочешь послужить кесарии, если к этому у тебя лежит душа, голова, руки - служи.
Руперт Фельсенбург: - Отец! - радостно воскликнул Руппи. - Как хорошо, что вы меня понимаете! Ему очень хотелось броситься Альберту на шею, но ведь он уже не был маленьким мальчиком! Потому он только крепко пожал руку отца. - Не знаю, влюбился ли я в море, не знаю, главное ли для меня - долг перед кесарией. Точнее, я не знаю, можно ли описать то, что я чувствую, такими словами. Но чувство это очень сильно. Я не могу предугадать, что буду думать и как чувствовать через год или через десять лет. Но сейчас я точно стремлюсь именно к тому, о чем вы сказали: через все пройти и самому себя понять. И если служить - то только на море. Я люблю маму, уважаю бабушку, но есть ли у них право препятствовать мне идти своим путем? Ссориться, оставлять здесь после себя развалины я вовсе не хочу. Но и поддаваться не намерен. Вы поможете мне в этой схватке, отец?
Бледный Гиацинт: Альберт пожал руку сына в ответ. - Да, Руппи, я на твоей стороне, но многого от меня не жди, - снова предельно честно сказал он, - Я разве что смогу утешить горе твоей матери, когда она станет страдать, а она станет, потому что слишком хорошо помнит мое ранение, то, каким я тогда вернулся. Она будет бояться за тебя, и это оправданно, и простительно. Но все-таки Лотту я беру на себя. А вот с Элизой придется разбираться тебе самому - меня она и слушать не станет. Почтенная герцогиня полагает, что уже определила твою судьбу своими связями и договоренностями.
Руперт Фельсенбург: - Вы оказываете честь моим способностям, отец, предоставляя мне право схватки с самым серьезным противником, - улыбнулся Руппи. - Но без ваших советов я не обойдусь. Скажите, как мне лучше поступить: начать разговор прямо сегодня, не откладывая, или не портить дамам праздник и подождать до завтра? Или подождать, пока вы поговорите с мамой и бабушка об этом узнает? Противно было чувствовать себя коварным интриганом, однако ведь и в бою иной раз приходится прибегать к хитростям и уловкам - если иначе нельзя добыть победу.
Бледный Гиацинт: Отец поразмыслил немного и ответил: - Зависит от того, когда ты собираешься уезжать. Думаю, все-таки лучше сообщить обо всем накануне отъезда, иначе, все время твоего пребывания в замке тебя будут стараться отговорить, а то и помешать твоим будущим планам. Твоя бабушка действительно имеет связи и может сделать это, если поставит такую цель. Герцогиня - дама весьма решительная. Так что, не стоит портить себе и другим настроение на время, пока ты будешь здесь гостить. Лучше всего будет поставить прямо перед фактом.
Руперт Фельсенбург: "Вот что значит опыт! - подумал Руппи, выслушав этот совет. - Ведь я мог бы поспешить и все испортить..." - Спасибо, отец! - сын пожал отцу руку и улыбнулся. - Я побуду дома дней пять-семь, и первым разговор заводить не буду до предпоследнего дня. Но если бабушка сама затронет эту тему, придется перейти от обороны к наступлению раньше! Тут же у него мелькнула мысль, что своим советом Фельсенбург-старший обеспечил и себе покой и семейное согласие на эти дни, но почему бы и нет? Ведь потом, когда сын уедет, ему предстоит долго терпеть всевозможные попреки... Руппи постарался отрешиться от соображений о том, как его желание служить на флоте скажется в семейном кругу, и следующие полтора часа прошли превосходно: кролики резвились, охотники стреляли, потом, когда добычи набралось достаточно, чтобы накормить обедом десять едоков, герцог залихватским свистом вызвал слугу, все это время державшегося поодаль, и тот накрыл под деревом "охотничий стол" - белую скатерть, а на ней разложил аппетитные закуски из большой корзины. Пока господа насыщались, слуга связал подбитых кроликов за лапки попарно и нацепил на палку, чтобы отнести на кухню. - Я хочу своего кролика сам нести! - глядя на это, заявил Михаэль. - И покажу его маме и бабушке! И девочкам! Разумеется отец возражать не стал. Так они и отправились в обратный путь: впереди мальчик со своей драгоценной добычей, дальше - старшие, а последним - слуга. Лесное приволье, охота, общение с родными, вкусная еда - это было замечательно и приятно. Но когда поздно вечером, после всех увеселений, он остался один в своей комнате и осознал, что за весь день ни разу не вспомнил о цели своего приезда, стало ясно, что пять дней - слишком долгий срок. Уезжать нужно послезавтра, а говорить о своем деле завтра же, не откладывая.
Бледный Гиацинт: Вся родня Руппи, теперь за исключением отца, не сомневались, что молодой человек прогостит в родном замке не меньше недели, потому каждый день был заранее продуман и расписан "Волшебницей" Лоттой по развлечениям и торжествам едва ли не ежечасно. Гости, разумеется, тоже были приглашены уже на следующий день после прибытия Руппи, для застолья и танцев. Но этот званый вечер должен был служить не только развлечением. Герцогиня Элиза заранее разослала приглашения людям, которые, по ее мнению, могли быть полезны дальнейшей карьере внука, и могли бы помочь устроить его при дворе кесаря так, как она считала нужным. Лотта же полагала, что для Руппи нужно продумать и его будущую семейную жизнь. Как ни желалось ей подержать старшего сына подольше подле себя, она уже понимала, что это невозможно, и что сын достаточно взрослый, чтобы выбрать себе пару. Потому по ее приглашениям в замок должны были прибыть знатные семьи с дочерьми подходящего возраста. Сестры Руппи стали готовиться и наряжаться к балу чуть ли не с самого утра, а ему самому сообщили о грядущем вечернем торжестве за ранним завтраком. С обеда в замок стали съезжаться кареты с гостями, с каждым из которых нужно было быть учтивым и приветливым.
Руперт Фельсенбург: То, что мать придумала множество развлечений, и предвкушала, как сын будет радоваться им, добавляло горечи в мысли Руперта. Он понял, что участие в военных действиях, хотя и бывает смертельно опасно, все же не настолько трудное дело, как борьба за собственное будущее с добрыми, желающими ему счастья, более того, любимыми родственниками. И если военному искусству можно было научиться из книг и рассказов бывалых воинов, то тут приходилось лавировать и обдумывать маневры на ходу. И это было тем сложнее, что в житейском море имелись свои опасные мели и рифы: прогулки, беседы с отцом и веселые игры с сестрами и братом, вкусная еда - все это не могло не нравиться молодому человеку, и порой так тянуло поддаться бездумному веселью раз и навсегда... Получалось, что преодолевать придется не только бабушкину волю, но и собственные настроения! Твердо постановив сегодня же, на балу или после него, произвести решающую атаку, Руппи уделил некоторое внимание своему внешнему виду и, аккуратно причесанный, подтянутый и нарядный, ради соблюдения приличий помог матери встречать и приветствовать гостей. Наличие среди них большого количества молодых особ разной степени привлекательности послужило для него сигналом тревоги: только невест ему еще не хватало! И хотя наследник Фельсенбургов не забывал о правилах учтивости, приветствовал гостей, улыбался и отвечал на комплименты комплиментами, в душе его зрела решимость вырваться из этого блестящего окружения раньше, чем оно окончательно сомкнется.
Бледный Гиацинт: Бал закончился поздно, но после него, когда всех гостей проводили и распрощались с ними, Лотта попросила старшего сына зайти к ней в комнату перед сном, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Она выглядела такой воодушевленной и восторженной, такой радостной, что можно было не сомневаться - Волшебница уверена, что родные стены замка удержат вернувшегося сына, и из них он выйдет только на нужную проторенную дорожку той карьеры, которую ему обеспечила Элиза, и никуда с нее не свернет. В своей комнате она ждала Руппи уже переодетая в домашнее платье, с полураспущенными волосами, и когда он вошел, нежно улыбнулась ему. - Тебе понравился сегодняшний вечер? - спросила Лотта.
Руперт Фельсенбург: - Да, матушка, - не покривив душой, ответил сын, -вечер удался. У вас все замечательно получилось, и угощение, и танцы... Он умолк, собираясь с духом и подыскивая правильные слова. Но долго думать было нельзя - матушка, обладая чрезвычайно тонкой интуицией во всем, что касалось настроений ее близких, могла насторожиться. - Приятное общество, веселье, изысканный обед... Для тех, кто проводит большую часть своей жизни в море - это прекрасная награда за труды. Никто так сильно не ощущает прелесть мирной жизни, как военные моряки.
Бледный Гиацинт: - Военные моряки? - переспросила Лотта, - Это ты о себе? Она задумчиво вгляделась в лицо сына, как будто пытаясь что-то понять. - Я наблюдала за тобой все эти дни, мой сын, - сказала она, - Ты весел, но в твоих глазах какая-то тревога, беспокойство. Сначала я решила, что там, вдали от дома, ты встретил свою любовь, и что она намного ниже по статусу, и это тревожит тебя. Но после сегодняшнего вечера, на котором ты чудесно общался с приглашенными девушками, я поняла, что это не так. Должно быть, ты просто устал от этой своей службы, и тебе нужно время на отдых. Так что, отдыхай, мой дорогой, - Лотта сделала жест рукой, чтобы сын подошел к ней, и она могла его обнять и приласкать, - Сейчас ступай спать, а впереди будет еще отдых и развлечения. Твоя бабушка собиралась через два дня отвезти тебя ко двору и представить нужным людям, которые поспособствуют твоему становлению в обществе, твоей карьере, но я попрошу ее отложить все это еще хотя бы на неделю.
Руперт Фельсенбург: Если бы сейчас рядом был кто-то из сослуживцев, Руппи постарался бы как-то уклониться от материнской ласки - по его представлениям, моряк не может себе позволить таких нежностей. Но отказать матери в невинном удовольствии у него не хватило духу, и он позволил ей себя обнять и поцеловать в лоб. И в этот момент он вдруг понял, что Лотта не осознает взрослости сына, не понимает, что ее любимый птенец уже вылетел из родного гнезда и впредь будет появляться здесь крайне редко. "Видно, для матушки я навсегда останусь маленьким мальчиком, и тут уж ничего не поделаешь", - с грустью подумал Руппи и дал себе слово никогда не забывать о матери, почаще ей писать и приезжать при первой же возможности. О том, насколько выполнимо это благое намерение в условиях службы на море, лейтенант не подумал, но в данный момент это решение его подбодрило, позволило избавиться от чувства вины. И потому он смог ответить достаточно твердо: - Неделя - это хорошо, отдохнуть мне, конечно, не помешает, прежде чем я вернусь на службу. Я отнюдь не отказываюсь от мысли сделать карьеру. Но я хочу избрать для этого те средства, какие по душе мне, а не кому-либо другому. Прошу вас заметить, матушка: я уже давно не дитя, не домашняя собачка и уж тем более не предмет, который можно "отвозить" куда-то, не спросив, хочет ли он этого. Последняя фраза была, оп сути, объявлением войны бабушке, и Руппи даже немного похолодел и поежился, представляя, что будет. Но якорь уже был поднят, теперь оставалось вывести свой корабль в бушующее море и не дать себя утопить в женских слезах и скандалах.
Бледный Гиацинт: Лотта удивленно смотрела на сына. Таких речей она от него не ожидала и просто не понимала, о чем он говорит, что он имеет ввиду. - Руппи, - сказала она наконец, - Я не понимаю... Я была уверена, что ты и сам желаешь себе карьеры при дворе. Ведь ты же родственник кесаря, один из претендентов на кесарский трон в будущем! Я и твоя бабушка, мы не сомневались в этом... А ты что же, хочешь от жизни чего-то другого? Чего же? Лотта взволнованно заломила руки.
Руперт Фельсенбург: Опасный шторм приближался, но наследник Фельсенбургов вдруг ощутил прилив вдохновения и ухитрился сделать отвлекающий маневр: - От родства с кесарем я не отрекаюсь, милая матушка, не беспокойтесь! Но появляться при дворе, будучи всего лишь внуком своей бабушки, мне кажется недостойным. Я не единственный возможный претендент на трон, однако если когда-нибудь это случится, что скажет обо мне народ? Что Руперт фок Фельсенбург - послушный сын и внук, хорошо танцует и любит вкусно поесть? Разве этого достаточно, чтобы стать достойным правителем? Но при дворе и без меня полным-полном искусных царедворцев, а в армии - много способных офицеров, среди них я затеряюсь, а вакансий и возможностей прославиться - маловато. На флоте же все на виду и прославиться очень легко. Вы мало знакомы с этим предметом, матушка, потому и не уловили всех тонкостей. Вы спросите у отца, он вам подтвердит все, что я вам сейчас высказал. И бабушке расскажите - пусть не огорчается... Выпалив эту тираду, в которой почти все, кроме карьеристских настроений, было правдой, Руппи не стал ждать, пока мать опомнится; он выразительно поглядел в окно, за которым уже расстилалась темная ночь, подхватил с подноса на круглом столике большое красное яблоко и, с детской непосредственностью дав понять Лотте, что яблоко, должно быть, очень вкусное, но уже поздно и ему пора спать, поцеловал матери руку и поспешил удалиться к себе. Только там он съел яблоко, не слишком замечая его действительно приятный вкус, - мысли о том, правильно ли он себя повел, не слишком ли коварны его выходки и что из них выйдет, слишком сильно занимали его.
Бледный Гиацинт: Сын ушел и не дал ей ничего возразить, и Лотта в тревоге заметалась по комнате. Будить мать она не решилась, так что слуга был послан к ее супругу, уже давно дремлющему в своей спальне. Альберт был разбужен, конечно же пришел к жене и добрые два часа укачивал ее на своей груди, пока она делилась с ним своими тревогами о сыне. "На флоте сейчас так опасно, ведь Талиг все время нападает на Дриксен, а Руппи снова хочет вернуться туда! Душа моя, все вовсе не так опасно, как ты себе вообразила. Войны по сути нет, стычки на море случаются редко, очень вяло, Талиг и Дриксен подобны собакам, которые скорее лают друг на друга из своих будок, не высовываясь, чем грызутся. И Руппи ничего не грозит. Пусть подышит морским воздухом - это полезно. Заведет на флоте свои связи, может и уже завел, получит там авторитет - чем это плохо? Тебе не надо волноваться, дорогая!" Вот таким приблизительно был диалог супругов, пока Волшебница не задремала, наконец, утешенная и обессиленная, на груди "исполина". Альберт уложил жену в постель, потушил свечи и подумал, укладываясь рядом, что разговор с Элизой будет гораздо сложнее, и ему, и Руппи, придется несладко... Днем Элиза позвала внука к себе для серьезного разговора. Рядом с ее креслом стояла взволнованная Шарлотта - она первым делом с утра все рассказала матери. - И что это ты удумал? - это было первое, что сказала Элиза, как только внук появился в ее комнате.
Руперт Фельсенбург: Руппи хорошо выспался, проснулся рано и, предчувствуя, что атака главных сил, то есть беседа с бабушкой, состоится довольно скоро, успел привести себя в боевой порядок раньше, чем явился лакей с "!приглашением" (читай - приказом) навестить госпожу Элизу. Войдя и увидев мать, лейтенант понял, что герцогиня уже обо всем осведомлена, а ее реплика означала, что атака началась. - Доброе утро, бабушка, - спокойно ответил он, - и вам, матушка, также желаю доброго утра. Но неужели вы обе проснулись так рано только затем, чтобы узнать, о чем я думаю?
Бледный Гиацинт: - Ах, Руппи, - Лотта заломила руки, - Я и вовсе не спала всю ночь, ну, почти всю, и думала, думала над нашим вчерашним разговором, а с раннего утра рассказала все твоей бабушке, чтобы посоветоваться. Милый сын, только не сердись! - попросила она, - Ведь дело очень серьезное, я думала, что приехав домой после службы ты будешь только отдыхать, но теперь оказывается, что именно сейчас решается твоя судьба, и мы не можем оставаться в стороне, потому что очень сильно любим тебя и потому тревожимся! - воскликнула она. - Не дерзи, Руппи, - строго сказала Элиза, когда ее дочь замолчала, - Если ты продолжишь в том же духе, в этом замке скоро спать совсем не будут. Так что, я повторяю свой вопрос, будь добр, ответь на него.
Руперт Фельсенбург: Прежде чем ответить, Руппи огляделся, нашел удобный для сиденья табурет, обитый бархатом, и уселся, давая понять, что разговор будет долгим. - Итак, бабушка, вы хотите узнать, что я "удумал"? - чрезвычайно почтительно начал он. - Да я, собственно, уже все рассказал отцу и вам, матушка. Я готов служить, я хочу и буду служить. Но служить в столице, в гвардии, при дворе и так далее мне претит. Это... неинтересно. И, если хотите, не оригинально. Все хотят служить в столице и при дворе! Почему я, Фельсенбург, должен хотеть того же, что и все остальные?
Бледный Гиацинт: Элиза снова смерила Руппи строгим взглядом. - Ты считаешь себя взрослым, но рассуждаешь, как ребенок, - сказала она, - Хочу - не хочу, буду - не буду, но есть еще понятие о долге, о котором ты забыл. Но раз уж разговор пошел в таком ключе, тогда скажи мне - чего же ты в таком случае хочешь? Чем собираешься отличаться от других?
Руперт Фельсенбург: Почувствовав приближение опасных рифов, Руперт мысленно крепче взялся за руль и сбавил напор: излишняя горячность могла сейчас все испортить. Он ответил на взгляд бабушки не менее прямым и жестким взглядом и заговорил насколько мог хладнокровно: - Мне кажется, дорогая бабушка, что от "хочу-не хочу" не избавляются и люди вполне взрослые. Очень похоже, что ваше стремление всенепременно пристроить меня в гвардию относится именно к этому разряду . Но об этом я судить не смею, а прошу разъяснить мне, в чем именно заключается тот долг, о котором я, по-вашему, забываю. Вы полагаете, что служить государю на море - это забава, а служить в гвардии в столице - есть исполнение долга? Или вы думаете. что моим долгом является лишь полное и безоговорочное следование желаниям и мечтам старших родственников? Но такое послушание обязательно только для маленьких детей, а я уже вырос, как вы можете убедиться, сравнив меня нынешнего с детскими портретами... А у взрослого могут быть свои предпочтения, убеждения и принципы. Свое призвание, наконец. Неужели вы признаете правомерными только те замыслы, которые создаете сами? Это была дерзость, что и говорить, правда, сказанная безупречно уважительным тоном. Руппи умолк, ожидая, обрушится ли на него шквал или буря все-таки пройдет стороной.
Бледный Гиацинт: Лицо Элизы просветлело, похоже, все дело в небольшом недоразумении. Она даже улыбнулась облегченно любимому внуку и сказала: - Милый, так вот в чем дело. Ты просто неправильно понял, это все ошибка. Никто не предлагает тебе служить в гвардии! Тебе вообще не нужно служить, ты уже побывал на море, приобрел там небольшой чин и некоторые знакомства, и этого вполне достаточно! Теперь о какой-либо военной службе ты можешь с легким сердцем забыть. Все оговорено иначе. Теперь для тебя есть место при дворе, возле самого кесаря. О таком можно было только мечтать, Руппи, но я для тебя все устроила, договорилась с нужными людьми. Ты займешь его, а потом, со временем, надеюсь, займешь сам кесарский трон, как один из претендентов. Их, как ты знаешь, несколько, и потому позаботиться обо всем следует уже сейчас.
Руперт Фельсенбург: Как известно, рифы - это такая штука, которая высовывается из воды в самые неподходящие моменты, и даже опытным мореходам порой не удается их избежать. Бабушкина тирада как раз и оказалась таким внезапно вынырнувшим рифом. Руппи вынужден был сделать усилие, чтобы признание собственного промаха не отразилось на его лице, и, прежде чем ответить, вскочил, прошелся по комнате и глубоко вздохнул. - Да, я действительно недопонял ваши намерения, бабушка, - нахмурив брови, заговорил он. - Но, честно говоря, то, что я услышал сейчас, меня отнюдь не утешает. Потому что и вы, и матушка недопоняли меня, точнее, не поняли совсем... Он подошел к креслу на котором сидела герцогиня, и опустился на ковер у её ног, хотя рядом стояла низенькая скамеечка. - Дорогая бабушка, вы помните, как когда-то давно я сиживал на вот такой скамеечке, слушая ваши прекрасные рассказы о величии и высоком предназначении рода Фельсенбургов? Поверьте, я хорошо их запомнил. Но на скамеечке я больше не помещаюсь, и мои представления о том, как поддержать честь рода, тоже более не умещаются в пределах, которые заданы вами. Вы же упорно отказываетесь замечать это! Неужели вы не понимаете, что вещи, которые кажутся прекрасными и правильными для женщин, привыкших к мирной и комфортабельной жизни, могут оказаться вредными для мужчины? Дворец кесаря, на мой взгляд - последнее место, где я хотел бы находиться постоянно. Балы, парадные приемы, выезды - да, это неплохо, это впечатляет, но это не может стать основным занятием, делом жизни для мужчины! Во всяком случае, для мужчины, выросшего вдали от этой среды, не привычного к тому, что составляет её суть - интригам, наушничеству, подлым шуточкам, лицемерию... Да что я вам рассказываю, вы знаете всё это не понаслышке!
Бледный Гиацинт: Шарлотта все еще молчала, прижимая кружевной платочек к губам и глядя на сына, трогательно опустившегося на ковер у ног бабушки. Глаза ее уже начали наполняться слезами, но до всхлипов дело еще не дошло. А вот Элиза рыдать не собиралась, она напротив нахмурила брови и поджала губы. - Наивный Руппи! - воскликнула она, - В армии, и на твоем любимом флоте происходит все то же самое! Интриги и лицемерие, без этого не обходится нигде! Вот только в армии происходит все это, плюс еще ты можешь погибнуть в любой момент, сделать несчастной твою мать, - она указала на дрожащие ресницы Лотты, - и меня тоже! Элиза негодовала. - Ты этого не сделаешь, Руппи, не поступишь так со своей семьей! Кесарский трон должен принадлежать нашему роду, и ты его займешь! А о флоте забудь! Глупая романтика в твоей голове не имеет ничего общего с той кровью и грязью, чем на самом деле является военная служба на корабле в условиях непрерывной войны, которую Дриксен ведет на море уже столько лет. Пусть другие воюют, у нас в стране достаточно молодых и глупых дворянчиков, которые не имеют такого высокого происхождения, как у тебя. А твое происхождение накладывает на тебя ответственность, и ты не можешь от нее так просто отмахнуться. Твое место на троне, твое, а не принца Фридриха! И хватит упрямых возражений! Элиза сжала губы так, что они превратились в совсем тоненькую бескровную ниточку, а глаза ее сверкали гневом. Рядом с ее креслом тихо дрожала ее бледная дочь.
Руперт Фельсенбург: Руперт резко поднялся на ноги и с минуту стоял, глядя в окно, за которым сияло свежее утро, покусывая губы, чтобы не сорвались какие-нибудь непоправимо резкие слова. Обаяние горячей бабушкиной речи подействовало на него. Поневоле вспомнились некоторые детали, подмеченные на походе: постоянные попытки одних сослуживцев подначить его, поставить в глупое положение, и неприкрытая льстивость других. Но были ведь и нормальные люди, честные и прямые! Корабль - это мир в малом размере: там есть все - и хорошее, и плохое... Тряхнув головой, чтобы отогнать дурман, он начал тихо, не давая воли чувствам: - Кесарский трон должен принадлежать нашему роду? Кто внушил вам эту идею? В какой книге это записано? Бабушка, родство с правящим домом дает нам все, чего может пожелать человек: уважение в обществе, досуг, богатство, уверенность в будущем. Зачем нам кесарская корона, если у нас есть своя? Зачем подниматься выше? Вы говорите, что служба на море - кровь и грязь? Но вокруг престола и того, и другого не меньше, я хорошо запомнил уроки истории! Только на корабле все неприкрыто, отчетливо, а во дворце - спрятано за парчовыми завесами. Если случится так, что занять трон будет некому - я исполню свой долг, хотя мне этого вовсе не хочется. Но рваться туда, тратить на это все силы - увольте! Вы сейчас заставляете меня исполнить вашу мечту, бабушка, вашу, а не мою. И я для вас - только орудие. Вы мечтаете, что я займу престол, а вы будете стоять в тени за ним и направлять меня? И я, как любящий внучек, должен буду покорно подчиняться? Простите, бабушка, этому не бывать. Я - Фельсенбург, и у меня есть своя воля.
Бледный Гиацинт: Глаза Элизы метали молнии. - Вот как ты заговорил, дорогой внук! - воскликнула она и тоже поднялась из кресла, чтобы смотреть на Руппи прямо, - То, что ты называешь своей волей - не более, чем глупость! Непростительная глупость! - О, матушка! - тут в разговор вступила Лотта, уже не скрывая своих слез, - Молю вас, только не отрекайтесь от него! Не проклинайте! Вы же видите, что происходит - помогите! Она была словно готова кинуться перед матерью на колени, как будто речь шла о спасении жизни Руппи, которой пока еще ничто не угрожало, но видимо, в понимании Лотты это было не так, и она вцепившись в руку матери стала покрывать ее поцелуями. - Помочь глупцу против его воли трудно, - холодно ответила Элиза, отнимая у Лотты свою руку, - Сейчас я вынуждена покинуть ваш замок. Если Руппи изменит свое решение, я помогу. Но если нет... я сделаю так, что на его обожаемом флоте поблажек ему никаких не будет, и тогда он поймет, что он выбрал, и от чего отказался. Мне очень жаль, дочь, очень жаль. Не провожай меня. Элиза покачала головой, углы ее губ на мгновение дрогнули вниз, словно она и сама готова была разрыдаться, но этого, разумеется, не произошло. Не попрощавшись с Руппи она вышла из комнаты, а Волшебница напротив дала волю слезам, кинувшись сыну на грудь. - Что же ты наделал, - всхлипывала она, - Что же ты наделал...
Руперт Фельсенбург: Разумеется, любящий сын не остался равнодушен к слезам матери, и Руппи сделал все, что мог: погладил Лотту по голове, как маленькую, поцеловал руку и, бережно подведя к покинутому бабушкой креслу, усадил, чтобы Волшебнице было удобнее плакать. Когда шквал немного поутих, он рискнул заговорить: - Матушка, я не наделал ничего плохого или страшного. Всего-навсего высказал свое мнение и определил свой путь. Что касается угроз бабушки, то она просто не понимает, что служба на флоте - серьезное испытание для любого человека, поблажки там просто невозможны, потому что люди плывут на корабле все вместе, и если делать поблажки одним и строго требовать с других, то все развалится, люди возненавидят друг друга, а тогда, при малейшем осложнении, команда не будет работать слаженно, и погибнут все! Поэтому хороший командир строг с любым офицером, и именно это мне нравится, понимаете? Там смотрят не по имени или титулу, а по тому, способен ты достойно выдержать все невзгоды или нет. И мне попался именно такой командир. Я хочу служить под его началом, испытать себя, а там видно будет. Если у меня всё получится - значит, я там и останусь. Если море меня не примет - что ж, тогда мне придется сдаться на милость бабушки Элизы. Пожалуйста, не плачьте!
Бледный Гиацинт: - О, Руппи, сын мой дорогой, - всхлипывала усаженная в кресло Лотта, - Ну как же так, отчего все так скверно... Она спрятала лицо в кружевном платке, заглушая всхлипы, но к словам сына прислушалась. - В тебе есть немало от твоей бабушки, - сказала она ему, уже немного успокоившись, - Вы с ней одинаково упрямы, вот что, и каждый стремится настоять на своем. Подай же мне воды, - Волшебница взмахнула мокрыми ресницами и утерла платком покрасневший от рыданий носик, - И скажи... твой командир, это адмирал цур зее Олаф Кальдмеер, так ведь? Скажи, он хороший человек? Расскажи о нем, какой он, я хочу узнать хоть что-нибудь, что могло бы хоть немного меня успокоить прежде, чем ты отправишься на свою войну на море... Лотта снова всхлипнула, но уже без слез, и внимательно посмотрела на Руппи.
Руперт Фельсенбург: Мысленно поблагодарив высшие силы за то, что буря в семейном море, кажется, улеглась, Руперт налил воды из хрустального графина в хрустальный же стакан и подал матери. Заданный ею вопрос его несказанно обрадовал, и он охотно ответил: - Хороший или нехороший, матушка, - это каждый решает по-своему. Но есть ведь такие качества, которые позволяют судить о человеке без всяких сомнений, верно? Если я скажу, что Кальдмеер никому не льстит и терпеть не может, когда льстят ему... что он неуклонно исполняет свой долг и требует от подчиненных того же самого - что вы скажете о нем? Хвалить моряка за то, что он досконально знает и чувствует морскую стихию и умело командует, наверно, не имеет смысла, потому что опытных моряков немало, и далеко не все из них хорошие люди в моем понимании. А вот найти другого такого командира, чтобы умел быть строгим, но при этом не забывать о нуждах любого члена команды, до последнего матроса, чтобы наказывать провинившихся и поощрять старательных только по справедливости, - это огромная редкость! Он не панибратствует с сослуживцами, всегда сух, сдержан, может показаться суровым, но почему-то все, кроме глупцов, прекрасно понимают, что в поведении адмирала нет ни капли высокомерия - он просто держит дистанцию, чтобы и разговора не было о "любимчиках". И еще: он происходит из совсем простой семьи, поднялся до высокого чина исключительно благодаря личным заслугам, притом своего происхождения не скрывает и перед знатными господами не заискивает. Как вы бы определили этого человека, матушка?
Бледный Гиацинт: Лотта пила воду и рассеянно вытирала глаза платком, а на самом деле внимательно слушала сына, впитывала каждое его слово. Рассказ Руппи об адмирале Кальдмеере как будто и правда немного ее успокоил. - Если это все так, как ты говоришь, если ты не преувеличиваешь, - проговорила она, - Наверное, тебе и правда полезно будет послужить под началом такого человека. Тем более, ты так сильно этого хочешь, и это видно, - прошептала Лотта. - Но ты ведь будешь приезжать домой, Руппи? У вас бывает во время службы такая возможность, или нет? - беспомощно спросила она. Волшебница, в отличие от ее матери, полностью сдала позиции. Ссориться с сыном она не собиралась, хотя и было понятно, что он уже все решил и не отступится от своего решения. Это и отличало Лотту от ее матери. Потеряв часть, она не собиралась отдавать целое, а именно, для нее было важно сохранить с действительно уже взрослым Руппи хорошие отношения, пусть он и уезжал, пусть надолго. За то ее и называли Волшебницей. Внутри родного для Руппи замка Лотте всегда удавалось удерживать хрупкий мир со всеми членами семейства, какими бы ни были между ними разногласия. Элиза, рано или поздно отозлившись, тоже вернется сюда, выровняет общение с внуком во многом благодаря протянутым Волшебницей "нитям" добрых отношений со всеми, но конечно, еще и сам молодой Фельсенбург должен будет чего-то добиться на своей морской службе. А он добьется, в этом Лотта не сомневалась уже прямо сейчас, глядя в глаза сына, слушая его.
Руперт Фельсенбург: Руппи чувствовал себя теперь так, словно после опасного шторма ступил наконец на твердую землю. Начиная свою борьбу за будущее, он вовсе не хотел ссориться с родными, покидать родовое гнездо навсегда - в этом он был, несомненно, похож на мать. - Матушка если бы вы знали, как я рад, что вы меня поняли правильно! - улыбнулся молодой моряк. - И насчет приезда домой не беспокойтесь: хоть моряки и любят свои корабли, все-таки без возвращения на сушу морская служба была бы невыносима. Нам не просто можно бывать дома - нам даже полагается отпуск, хотя сроки его определяются по обстоятельствам: как только поход завершен, все едут к семьям, но сколько продлится поход, заранее неизвестно. Вам нужно лишь набраться терпения и не унывать: ведь с вами и отец, и все остальные дети, и у вас столько важных и приятных хлопот впереди - вы даже не заметите, как пробежит время, и я приеду сюда снова! Конечно, нарисованная им картина была несколько более оптимистичной, чем реальность, но он знал, что Волшебница охотно верит всему доброму и красивому, а значит, будет спокойно ждать возвращения старшего сына. - Теперь, я думаю, мне стоит пойти к отцу и договориться с ним обо всем, а через несколько дней я уеду, - сказал Руперт, поцеловал матери руку и вышел, с удовольствием предвкушая и три дня отдыха, и возвращение к адмиралу, по которому уже успел соскучиться. Эпизод завершен
полная версия страницы