Форум » Когда-нибудь, однажды... » "Будни военного лагеря", Вараста, 24 Летних Скал, 398 к.С. » Ответить
"Будни военного лагеря", Вараста, 24 Летних Скал, 398 к.С.
Лионель Савиньяк: Действующие лица: Лионель Савиньяк Эстебан Колиньяр Марсель Валме Константин Манрик
Ответов - 94, стр:
1 2 3 4 All
Лионель Савиньяк: После событий с трибуналом прошло несколько дней, и жизнь в военном лагере вошла в обычную колею. Из "развлечений" пока были ежедневные тренировки и ежевечерние доклады командиров. Но Лионелю не было скучно. Он помнил об отвественности, которая лежала на его плечах, а также о своем оруженосце и обещании, что было дано им на трибунале Вейзелю. Впрочем, гораздо важнее было, что это обещание Савиньяк дал себе сам. И потому скурпулезно выполнял. Вот и сегодня, сперва подъем в шесть утра, потом команда "Подъем!", бодрым голосом адресованная Колиньяру, который еще дремал в своей койке под одеялом.
Эстебан Колиньяр: Прошло три дня со Страшного Трибунала, расколовшего эстебанову жизнь на беззаботное "до" и безотрадное "после". С тех пор он жутко повзрослел и многое понял. Например, почему расстреливают всегда на рассвете. Да потому что кому захочется жить в шесть утра! А ещё, что в природе нет явления громче и неприятнее, чем бодрый поутру Савиньяк. Он был хуже горна. И на час его раньше. И куда затейливее. Особенно по части придумывания поручений. И это помимо так званых "тренировок в стрельбе", на которые Эстебан ходил как на каторгу, а остальные – как на представление. Особенно адуаны, денщики и прочая лагерная шелупонь, получившая возможность отыграться на любимце судьбы за то, что та сдала им паршивые карты. А ещё – что дальше так продолжаться не может. Заснув вчера с этой мыслью, Эстебан проснулся с готовым решением: лихорадка. Это же всё равно, что недельная увольнительная - спишь до обеда, ешь до отвала и никаких взысканий, тренировок и поручений! Правда, для начала придётся попотеть. А ещё – покашлять и, пожалуй, побредить. С первым Колиньяр справился на ура – стоило просто представить, что будет, если план спасения провалится, как его бросило в пот и даже слегка зазнобило. За кашлем и бредом тоже дело не стало. - Маршал Эпинэ? – радостно отозвался оруженосец и отсалютовал, не вставая, - Премного счастлив видеть Вашу Светлость! Извините, что одет не по форме. Не могу спать в мундире, мои ордена мне мешают, - задушевно посетовал он и зашёлся надрывным кашлем, - А отчего вы так смотрите, ужель не признали? Пятый год, битва при Марагоне! Я состоял у вас в кавалерии, - бред получался отменный, но какой-то уж слишком связный, поэтому Эстебан снова прервался на кашель и продолжил уже неожиданно, - Конём. Верный был, боевой... Дышал огнём, косил лиловым глазом... Траву, вражьи головы... Всё подряд косил, без разбору. И ужас смертный нёс врагу!
Лионель Савиньяк: - Причем тут Эпинэ? - не понял Лионель и всмотрелся в лицо своего оруженосца. Вид был сносный, только что со сна взъерошенный, но на лбу и висках у него проступили капельки пота. - В чем дело, Колиньяр? - спросил Ли, - Вы заболели, рехнулись, или вздумали симулировать? Встаньте, когда с вами разговаривают, и отвечайте.
Эстебан Колиньяр: При слове "симулировать", голова Эстебана сделалась такой мокрой, словно на неё обрушились сразу три лихорадки и впридачу – чума. И глаза стали совершенно чумными. А мысли – какими-то лихорадочными. - Лежать!!! – скомандовал он своим ногам, уже готовым подчиниться приказу. Лихорадочные бредят лёжа, в этом Эстебан был практически абсолютно уверен. Не даром же говорят – "провалялся в бреду". Стоя бредят, наверно, только рехнувшиеся. А бредить, стоя перед Савиньяком, не отважился бы даже самый отчаянный из буйно-помешанных. Поэтому Эстебан остался лежать. И снова закашлялся. Потому что бред без кашля – верный признак больного ума и прямая дорога в Дом скорби, куда Эстебану определённо не надо. - Отвечать? – как-то тоже совсем очумело переспросил он, - Но... я же отвечал на прошлом уроке! Сдаётся, вы ко мне придираетесь - здесь двадцать унаров, а спрашивают всегда только меня!
Лионель Савиньяк: Оруженосец принялся как-то странно кашлять и понес совсем ахинею. Дальше Савиньяк уже слушать не стал. Пусть разбирается врач, куда его отправлять, на комиссование в Дом скорби, домой под присмотр лакеев папочки, или в палатку военного госпиталя. А то и под стражу, если вздумал ломать комедию с притворством. С Колиньяра станется. Ли вышел, чтобы скоро вернуться назад с военным врачом. Хорошо, хоть сейчас в лагере нет тяжело раненых, и не так совестно его отвлекать от работы. А работы у эскулапа и вовсе не оказалось. Лазарет пустовал.
Эстебан Колиньяр: Напрасно Эстебан так переживал! Савиньяк оказался на редкость внимательным и тактичным слушателем. Правда, как-то очень быстро ушёл. Видимо, заразиться боялся. Зашедшего вскоре после него денщика Колиньяр с порога огорошил известием, что он волей богов миродержавный кан Холты, а палатка - это его золотой отныне шатёр. Требовал халвы, одалисок и любимую крокодилицу Набабуку. На что денщик бросил тазик для бритья и сбежал, не дослушав про крокодилицу. Явно не за одалисками. Миродержавный метнул вслед трусливому челядину сапог, откинулся на подушку и, репетируя лёгкое забытьё, случайно заснул.
Лионель Савиньяк: По дороге назад Савиньяка с врачом чуть не сбил с ног денщик, который рванулся из палатки так, будто за ним все кошки во главе с Леворуким гнались. Ли успел его подхватить за плечи, поставить прямо и вопросить, что случилось. Тот сбивчиво рассказал про крокодилицу с одалисками и был отпущен. Врач покачал головой, мол, здесь помешательство или притворство, одно из двух. Это предстояло выяснить. В палатке Колиньяр спал в своей койке сном младенца. И кажется, даже улыбался. - Встать! - рявкнул Лионель, которому уже стала ясна суть утренних Эпинэ с конями и последующих крокодилиц.
Эстебан Колиньяр: Воин мирно спал. Ему снились далёкие земли и золотой парчи шатры, полные готовых на всё одалисок. А когда на него неожиданно рявкнули - вскочил раньше, чем успел что-то сообразить. Улыбчивый ото сна, Колиньяр не был готов к подобным сюрпризам. - Чтакое?! Тревога?! – заполошно выкрикнул он и, спохватясь, тут же её затрубил в выхваченную у врача слушательную трубку. Скепсис на лице похмельного эскулапа сменился негодованием. Смотреть на Савиньяка было и вовсе страшно. Эстебан смекнул, что избрал неверную тактику и, покашляв, пожаловался на докучливых урготтских принцесс, ворующих у него сапоги, чтобы спать с ними в обнимку. Правда, как-то уже совсем неуверенно.
Лионель Савиньяк: - Осмотрите его, если это возможно, - кисло проговорил Савиньяк врачу. Смотреть, как оруженосец продолжает сходить с ума, но не в прямом, а переносном значении, не было желания. Ли вышел из палатки и встал в ее тени, хмуро наблюдая за тем, как просыпается лагерь. От выходок Колиньяра он все-таки порядком подустал. А в то, что тот действительно рехнулся, не верил. Ничего такого особенного он с парнем не делал, чтобы довести до помешательства.
Эстебан Колиньяр: Эстебан достойно выдержал испытание: безошибочно, всякий раз - невпопад, отвечал даже на самые каверзные вопросы, убедительно бредил на трёх языках, иной раз - одновременно, клялся в вечной любви опорной стойке, искашлялся до хрипоты, а на десятой минуте допроса впал в совершеннейшее беспамятство, как бы прозрачно намекнув эскулапу, что пора закругляться и можно уже прямо так, вместе с койкой, уносить его в лазарет. Но врач оказался дундук и неуч, не постеснявшийся напоследок у практически смертного одра заявить, что полагает недужного симулянтом. Причём, норовящим сойти за помешанного! - Это была лихорадка! – возмущённо возразил Колиньяр и, сорвавшись с койки, бросился одеваться, дабы встретить свою наверняка ужасную участь как надлежит настоящему воину - стоя и при параде.
Лионель Савиньяк: Лионель выслушал врача, когда тот вышел из палатки, извинился перед ним за неоправданное беспокойство, помрачнел еще сильнее и вошел. Колиньяр уже оделся и, вроде как, даже заправил свою койку сам. Савиньяк подошел и сел на край его походного одеяла. - Оруженосец, - начал он, - Вы мне можете объяснить, что это было за утреннее представление и зачем? Я обещаю, что не буду вас наказывать, если вы мне объясните - что все это значит? Только без вранья. Врач мне сказал, что вы здоровы, так что не пытайтесь снова дурить.
Эстебан Колиньяр: Колиньяр был стреляный воробей. И полагал, что после решения отдать под трибунал собственного оруженосца с последующим выступлением в его же защиту, Савиньяк вряд ли способен чем-нибудь его удивить. Однако не угадал. Поэтому прежде, чем ответить сеньору, Эстебан довольно долго на него изумлённо таращился. - Это была лихорадка, - осторожно проговорил он и, испытующе глянув на Савиньяка, продолжил уже уверенней, - В смысле, я пытался её симулировать. С целью сыграть в лазарет. Чтобы не участвовать в дневном представлении – с бакранами и мушкетами.
Лионель Савиньяк: - Симулировать, значит, - Ли усмехнулся, - А я подумал, что вы помешались. Что за ребячество, Колиньяр? Притворюсь утром больным, чтобы не отвечать ментору не выученный урок? Никогда не понимал, какой в этом смысл. К слову, я наблюдаю за вашими занятиями с мушкетом, и с каждым днем у вас получается все лучше. Упорство, оруженосец, и терпение. Это немаловажные вещи на пути к победе в этой войне, к которой, я надеюсь, вы стремитесь, как и все. А за симулирование недуга вам известно, что полагается по уставу? Савиньяк сурово посмотрел на Эстебана.
Эстебан Колиньяр: - Расстрел? – понурясь, предположил Эстебан, - По уставу он полагается почти за всё, что не по уставу.
Лионель Савиньяк: - До этого, надеюсь, не дойдет, - ответил Ли, - Значит так, Колиньяр... У вас есть только два варианта. Первый: оставаться дальше моим оруженосцем. А это значит, делать то, что вам не нравится. Рано вставать, выполнять мои поручения, тренироваться, заниматься стрельбой с местными до конца срока, установленного судом, воевать и вернуться домой с победой. Не отлынивать от своих обязанностей. Сегодня вы не будете наказаны за честность, как и я обещал, но в другой раз такой номер не пройдет. Второй вариант: вернуться домой к отцу. Это все, - добавил Савиньяк. - Не отвечайте сразу, обдумайте ваше решение. Времени на раздумье даю вам полдня. Считайте, что у вас увольнительная, но не уходите далеко от лагеря - это опасно. Потом отыщете меня сами и доложите, что решили. А сейчас ступайте на завтрак, раз вы уже одеты.
Эстебан Колиньяр: - Слушаюсь, господин генерал! – поспешно выпалил Колиньяр и, раз он уже одет, отправился завтракать. Даром, что в одном сапоге. Для человека, только что чудом избежавшего чего-то, вплоть до расстрела, ужасного, это нормальная форма одежды. А Савиньяк мало того, что отпустил его с миром, так ещё даровал на полдня полную свободу. В том числе выбора, по-отечески у своего оруженосца спросив – желает тот умереть немедленно или изволит сначала помучиться. Другими словами, но смысл приблизительно тот же. И кто сказал, что его сеньор – сатрап? Это такой же вздор, как то, что слухи по военному лагерю разносятся даже быстрее, чем дворцовыми коридорами. Военные – люди суровые и молчаливые, им это чуждо. А то, что уже второй подряд встречный адуан поприветствовал Эстебана витиеватым восточным поклоном, а на прощание – по-конски ему в спину заржал, не иначе, как удивительное совпадение.
Северин Заль: Северин проснулся поздно. Полковник Брейнс почему-то не поднял его,как обычно. Причиной тому было ночное происшествие. Ничего особенного, просто пустяк - тем более в военном лагере. Ночью Северину приснился кошмар - и он разбудил сеньора, не нарочно, разумеется. Потом долго бродил по лагерю, притихшему под утро, потом пытался согреться. И, ополовинив фляжку с касерой, предварительно найденную в палатке в запасах полковника, уснул. Самого Брейнса не было, и его оруженосец, пользуясь этим, пошел разыскивать друзей. Он думал - стоит пересказывать им страшный сон или нет. Наткнувшись на Эстебана, пришел к выводу, что сон - всего лишь сон и не стоит внимания будущего Великого Полководца. - А где сапог? - вместо приветствия спросил он приятеля.
Марсель: Виконт Валме кошмаров во сне не видел, спал крепко, и проснулся не то чтобы спозаранок, но намного раньше, чем мог бы. Живя среди военных, он не считал правильным слишком нежиться, даже когда не в кого было стрелять и некуда нестись верхом на коне со шпагой наголо. "А то ведь и отвыкнуть можно, - думал он, самостоятельно расчесывая свои кудри, давно уж забывшие о завивке. - И снова захочется кружевных воротничков и завтрака в постель..." Марсель и сам удивлялся такому своему настроению, но это была чистая правда - походная жизнь нравилась ему все больше. В ней было что-то... настоящее. Точнее виконт объяснить это пока не мог. Приведя волосы в относительный порядок и перевязав их черной лентой, Валме оделся, натянул сапоги и вышел полюбоваться утренним солнышком, а заодно и выяснить, чьи голоса его сейчас разбудили. Ответ он получил сразу же: в пяти шагах от его палатки милый юноша Северин беседовал с несколько менее милым юношей Эстебаном, который в дополнение к надутой и недовольной физиономии щеголял отчего-то в одном сапоге. - Как интересно, - со светской улыбкой протянул виконт. - Колиньяр, признавайтесь: это вы создаете новую моду или проиграли половину своей обуви в карты?
Северин Заль: - Доброе утро, виконт, - ответил Северин, взглянув на Марселя честными до безобразия глазами. - Интересный здесь климат, вы не находите? Днем жара,как в Закате, а под утро становится нестерпимо холодно. И Северин улыбнулся, всем видом выражая почтение к вышестоящему офицерскому составу вообще и отдельному его представителю виконту Валме в частности.
Эстебан Колиньяр: Колиньяр обстоятельно объяснил своему очень кстати подвернувшемуся адъютанту, где сапог и распорядился срочно его доставить в секретный полевой штаб, а заодно – подать туда завтрак и мобилизовать остальную дружину. Как вдруг на птичьем лице Северина нарисовалось такое паточное подобострастие, что будущий маршал понял: позади настоящий как минимум генерал. И похолодел. Военные – люди суровые и не особенно суеверные, но даже они знают, что нет приметы дурнее, чем, рассекая по лагерю в одном сапоге, повстречать генерала. Особенно, если ты у них давно на примете. Но это оказался всего лишь Валме. - Видите ли, - изо всех сил любезно отозвался Эстебан, - я поспорил с бароном, что здесь все настолько заняты своими обязанностями, что никто даже не заметит. Но, увы – только что проиграл.
Марсель: - Должен признать, Колиньяр, что вы исключительно изобретательны в отношении способов, как привлечь к себе внимание, а не наоборот, - усмехнулся Марсель. - Правда, я в данный момент никакими обязанностями не занят, но, боюсь, все, кто проходил мимо вас, отлично сумели сопоставить количество ваших ног и обуви. И что же вы проспорили барону, позвольте полюбопытствовать? Виконт с интересом посмотрел на Северина - парнишка производил впечатление честности и простодушия, и трудно было представить, что бы он мог потребовать от своего приятеля, особенно если учесть, что Эстебан верховодил в компании юнцов. - Что же касается погоды, юноша, то такое свойство здешнего климата, насколько я помню из уроков своего ментора, объясняется близостью гор. Значит, вы решили прогуляться с утра, пока прохлада и жара еще уравновешивают друг друга?
Северин Заль: - Э-э-э, да, пока не жарко, - Северин изобразил еще одну улыбку для Валме, подмигнул Эстебану и скрылся. После, направляясь в "штаб" у реки, он думал, что главнокомандующий Колиньяр влепит ему по-первое число. Но - что поделать, раз в палатке его дождался полковник, заставил сперва выслушать мораль, потом перечерчивать карту. Хорошо, хоть не долго просидел рядом - ушел, наверняка к Вейзелю. На оруженосца-разгильдяя жаловаться. Сапог нашелся тоже не сразу. А завтрак добыть и вовсе было заданием, связанным с риском для жизни. Но главное - чтобы Валме не увидел,как барон Заль прогуливается возле его палатки. К счастью, виконту на глаза не попался, и даже сумел раздобыть вино - совсем немного, правда, но и этого хватит.
Константин Манрик: Виконт Манро стремительно распахнул глаза и уставился в палатку. Сладостно потянулся, улыбнулся и повернулся на другой бок. А потом стремительно вскочил. Да так стремительно, что не поднялся, а упал. С койки. И прокатился еще немного по инерции. Манрик поднялся с пола и в ужасе повертел головой во все стороны. Что такое?! Как же так?! Почему НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ? Манрик задумчиво потер лоб и кинулся к выходу. Почему так тихо? Почему его не разбудили? Почему Колиньяр не подкладывает Валме тараканов/жуков/змей, а Манрик ему их не подает с заботливостью престарелой мамочки? Или Колиньяр как раз все это делает и, может быть, сразу, а Манрика никто не позвал?! Или... Нет, Создатель, нет! Пока в конь спал, на них напали бириссцы, всех вырезали и увезли в рабство, а Константина чудом не заметили, завалившегося в щель между койкой и палаткой?! Манрик всплеснул руками, схватил штаны, натянул их, пока прыгал до выхода , и выбежал из палатки. Так и объявился Манрик средь бела дня в середине военного лагере, растрепанный, взлохмаченный, с рубашкой навыпуск, глазами на выкате и босиком. - Колиньяр... Видный такой, рослый детина. И щупленький, убогий парнишка за ним таскается, Залем звать. Не видел никто?.. - бормотал себе под нос и под руку солдатам Манрик, наворачивающий круги по лагерю. А потом вдруг взял да разозлился. Он! Правая рука начальства! А это самое начальство наверняка где-то развлекается, а Манрика не позвали! Константин весь собрался, приосанился и с праведным гневом стал распахивать палатки и заглядывать в разные углы. Пока не прибежал к реке, сверкая глазами и все так же без сапог. Обоих.
Эстебан Колиньяр: Ответить виконту Колиньяр, к сожалению, не успел - вдали забрезжило очередное, в лице Вейзеля, дисциплинарное взыскание, и он был вынужден срочно отбыть в полевой Штаб. Который до этого был скальным гротом и чьим-то домом. Его бывший, кем бы он ни был, хозяин был ужасно застенчив и заботлив как мать – на глаза никогда не показывался, но исправно таскал к Штабу свежую падаль. Благодарное офицерство не раз пыталось с ружьями по горячим следам его отыскать, но они всегда вели к речке и в ней терялись. К моменту, когда в Штабе с сапогом и завтраком появился барон, там почти все были в сборе, а Эстебан был уже сыт по горло. Особенно – сапогами. У него их к тому времени было четыре, все – на левую ногу, а один даже, кажется, генеральский. То ли потому, что Эстебан не достаточно хорошо объяснял, то ли оттого, что вокруг одни идиоты. Когда Заль гордо вручил ему пятый левый сапог – Маршал был склонен думать второе и говорить то, что думает. Но высказаться не успел, потому что в Штаб влетел Манрик. Он был бос, расхристан и похож на того древнебордонского бочкового философа, что днём с огнём искал Человека. И смотрел так, как будто вот, наконец-то, его нашёл и собирался зверски убить. И стал первым, кто не стал задавать никаких по поводу сапога идиотских вопросов, а сразу спросил – что за дела?! Поэтому Эстебан тоже не стал ни о чём его спрашивать, а, откупорив кэнналийское, перешёл сразу к делу. - Эскадрон! – торжественно начал он, - Предлагаю не чокаясь выпить за господина, благодаря которому мы собрались здесь и сейчас, а не в полночь в офицерском собрании, как раньше. И последнее время стали собираться всё реже. Имя ему - козёл, фамилия – Валме. И я полагаю, что пришло время каким-то образом его отблагодарить, - и, немного подумав, добавил, - Готов выслушать любые предложения.
Северин Заль: Северин сперва думал, что главнокомандующий Колиньяр будет недоволен общим числом ненужной обуви. Но когда увидел Манрика, то уставился на него,как на чудо заморское. В самом деле, виконт в полевых условиях совсем одичал. А ведь в столице ходил - франт франтом. Вот что война с людьми делает. Но когда будущий Первый маршал а нынешний оруженосец Савиньяка сказал, что готов выслушать любые предложения, барон решил: все, настал его звездный час. Не зря он околачивался у палатки козла по фамилии Валме, ежеминутно рискуя без того не идеальной репутацией. - Предлагаю следующее, - сказал Северин, глядя то на Эстебана, то на Константина. - Наловить в степи ызаргов побольше и запустить в палатку к Валме. А чтобы они не разбежались раньше времени, притащить туда вот это, - и он указал на недавно убитое неизвестное животное, валяющееся в полевом штабе, который, как известно, был скальным гротом. - Виконту Валме нечем заняться, - продолжал он с улыбкой абсолютно счастливого человека, - а так у него прибавится дел. Надо будет ызаргов ловить, кормить, пить... то есть поить. А если они не доедят вот это, то оно еще и завоняет. Виконт будет просто в восторге. Только я это, в смысле, дохлятину, не понесу, - сразу выпалил Заль, проворно собирая сапоги, - я вот лучше обувью займусь. Так что, виконт Манро, полагаю, это по вашей части. И быстро отступил за спину Колиньяра - так лучше думалось. Вообще рядом с боевым командиром было спокойно и безопасно.
Эстебан Колиньяр: Маршал обратился к дружине, потому что идиотские идеи порой оказываются наиболее эффективными. Но Заль в этот раз превзошёл сам себя, а выступивший следом Горуа – так, пожалуй, даже его, предложив сообщить виконту, что его срочно вызывают на военный совет: "представляете, каким он будет выглядеть ужасным болваном, когда ни с того, ни с сего туда прибежит!" Горуа был вообще без проблесков, но его идея Эстебану внезапно понравилась. Он задумчиво уставился в сводчатый потолок и представил... закрытое командирское собрание. Где суровое старшее офицерство, склонясь над секретными картами, как всегда в это время держало тайный совет. - У меня Триада, господа! – бросив карты на стол, торжествующе объявит Брейнс. - Вообще-то мы играем в тонто, - устало напомнит старому дураку Савиньяк. И в этот миг в собрание ворвётся весь в мыле счастливый Валме. - Скандал, господа!!! – страшно пуча глаза, завопит он, - Позор на весь полк!!! Дуэль! До смерти! В военное время! - Кто? Где? Когда? – всполошатся отцы-командиры. - В лихую годину, когда над отчизной кружит вороньё и сгустились чёрные тучи, когда судьба родины на волоске и каждая жизнь на счету, когда... - Короче, - зевнёт Шеманталь. - Колиньяр, у чёрной скалы, в настоящий момент! – бодрой скороговоркой доложит виконт. - Убью, - мрачно пообещает Савиньяк. - На рассвете? - На месте! И вот, радостный Валме вприпрыжку ведёт командиров к чёрной скале. А там – действительно Колиньяр. Сошёлся в жестокой сече с корнетом Манро. На шпагах. С защитными колпачками. - Что случилось?! – удивится Константин. И глаза у него будут такими голубыми, что сразу всем станет ясно - здесь что-то нечисто. Поэтому лучше, пускай это будет Северин - на глупом лице честные глаза смотрятся убедительнее. - Колиньяр, объяснитесь, - дежурно потребует Савиньяк, - Что здесь происходит? И Колиньяр объяснится. - Вы дали мне полдня на раздумье, - скажет он. - Я справился за секунду. А оставшееся время решил потратить с толком, посвятив его тренировкам. - Молодец, - в свою очередь удивится Савиньяк. И настанет черёд объясняться виконту. - Н-но... я же собственными ушами слышал, как эти молодчики обсуждали... - потея и заикаясь, заблеет он. - Молчать! - взревёт обычно невозмутимый Вейзель, которому, когда ворвался Валме, как раз карта пёрла, - Вам, что ли, действительно больше нечем заняться, кроме как оговаривать младших офицеров и отвлекать старших от дел своими всякими глупостями? – и может быть даже добавит, - Прав был теньент Колиньяр, а я – виноват. И от лица всего трибунала прошу у него прощения. И слагаю с него унизительную повинность. А вам объявляю строжайший выговор! А если подобное ещё раз повторится… А подобное непременно ещё повторится. И не раз. До тех пор, пока в один прекрасный для юного офицерства день… - Арестуйте их!!! – будет с пеной у рта орать этот козёл всю дорогу до дома скорби, - Я своими глазами видел, как эти молодчики под покровом ночи избавлялись от трупа! Они несли его в окровавленном одеяле и бросили в реку! Не верите?! Тогда поднимите и выстройте на плацу весь личный состав! Возможно, это был не Окделл, а кто-то другой! Но состав, разумеется, окажется полным. Потому что это был не кто-то, а что-то, повадившееся таскать сюда падаль. Рано или поздно оно обязательно ему попадётся и Эстебан одним выстрелом убьёт сразу двух зайцев. Которые оба, по сути – козлы. Полководец широко улыбнулся и вернулся в действительность. - Что за ребячество, Заль? – сказал он, кого-то вдруг очень себе напомнив, - Какие к кошкам ызарги? Вы б ещё навозу ему в сапоги насовать предложили. Отставить дохлятину! У меня есть идея получше… И, выставив у входа караульных, изложил остальным грандиозный План, коему не было равных со времён, пожалуй, Ренквахи.
Марсель: Разумеется, виконт Валме не мог со всеми подробностями знать, какие гениальные замыслы роятся в голове Колиньяра и иже с ним, но наличие таковых замыслов - или их появление в скором времени - было для него очевидным. "Если бы этот мальчишка тратил хотя бы половину своей изобретательности и энергии на службу, а не на отлынивание от нее, он уже был бы, пожалуй, генералом, - подумал Марсель, глядя вслед удаляющимся подросткам, которых, по-видимому, спугнул Вайгель, хотя артиллерист просто шел мимо с озабоченным, как всегда. видом и, коротко поздоровавшись с Валме, проследовал дальше. - В сущности, я должен быть Эстебану благодарен - пока военные действия не разгорелись, мне было бы скучно без его выходок. Но что он затевает на этот раз?" Марсель оставался на месте, усиленно наблюдая за полетом каких-то двух птиц в вышине, пока Колиньяр со своим верным приспешником Залем удалялись в неизвестном направлении, которое вскоре, за счет пары взглядов искоса, стало виконту известным - они прошли между палаток в ту сторону, где за пределами лагеря имелись холмы, а из холмов торчали скальные выступы. "Будь мне столько лет, сколько им, - подумал Марсель, - я непременно устроил бы себе там тайное логово! Но только ведь это не парк в родительском поместье, мальчишки здорово рискуют и даже не догадываются об этом..." Он отправился искать Савиньяка, но в палатке не застал - тот уже отправился куда-то по своим командирским делам. Тогда виконт оставил на столе у Лионеля короткую записку, придавив её чернильницей, чтобы никуда не делась, зашел ненадолго к себе и вскоре, живописно обмотанный широким шарфом, в складках которого уютно прятались два маленьких, но отлично пристрелянных пистолета, отправился на прогулку, выбрав для этой цели небольшую пологую ложбину у подножия тех самых холмов.
Эстебан Колиньяр: - ...Таким образом, посредством дезинформации и ряда мистификаций, мы добьёмся полной и безоговорочной дискредитации козла! – завершил Колиньяр изложение грандиозного Плана и прежде, чем приступить к его осуществлению - отправил на разведку своих тайных эмиссаров, оставив при себе только слишком явных Заля и Манрика. Ожидание коротали за вином, картами и светской беседой, как это принято в любом офицерском собрании. - ...Безнадёжные, дремучие кретины, – подытожил Эстебан свои впечатления от так называемых "тренировок в стрельбе". Которые традиционно начинались с драки, потому что "воины народа Бакры" обладали удивительным умением находить в пирамиде совершенно одинаковых мушкетов тот самый, единственный, за который стоило убить ближнего. А заканчивались тем, что их приходилось собирать в отару по всему предгорью. Вот как вчера, когда Колиньяр, поставив очередной личный стрелковый рекорд, ознаменовал это дело салютом. Пустив пулю туда, где по мнению бакранов находится небесное пастбище. После чего по их убеждению ожидалось непременное обрушение с воздусей не то лютого гнева, не то мёртвого тела Великого Бакры. Которого, разумеется, никто дожидаться не стал – козопасы в панике разбежались, а Эстебан остался один на один с разъярённым Шеманталем. Северин в свою очередь пересказал приснившийся ему нынче ночью кошмар. Константин, склонный по пьянке к мистике, заявил - это знак, только непонятно какой. Эстебан в знаки не верил, а верил в Победу. Но даже ему сделалось как-то не по себе, когда после зловещих слов Манрика в Штабе воцарила почти непроглядная тьма. Господа тут же, как один, обернулись к выходу, но выхода не было - его заступил косматый кряжистый силуэт, а горящие на его фоне зелёным глаза не сулили честной компании ничего доброго. Но Маршал не растерялся: он враз вспомнил всё, чему успел научиться на тренировках, подумал – какая жалость, что у него при себе нет мушкета, и судорожно зашарил рукой по полу – ища, чем бы угостить незваного гостя.
Северин Заль: Северин сначала обиделся. Как это - его блестящая идея с ызаргами провалилась с треском?! А как бы обрадовался Валме, получив с десяток тварей в свое распоряжение. Правда, ловить их хлопотно, да еще кусаются. Объясняй потом полковнику Брейнсу, почему его оруженосец оружие держать не может. Но услышав про навоз в сапоги, заржал - как представил лицо "козлодушного" виконта, вытряхивающего оный из щегольской обуви. А одновременно ржать и обижаться Северин не умел. Услышав же Гениальный План маршала Колиньяра в очередной раз убедился - судьба дала ему лучшего командира всех Золотых Земель. А уж когда на свет появилась бутылка и колода карт и вовсе пришел в хорошее расположение духа. Нет, что ни говори, жизнь полна приятных и удивительный вещей. - А знаете, что мне приснилось? Вот, считается, есть примета, надо рассказать, чтобы не сбылось, - сказал он после очередного тоста "За победу". Получив одобрение высшего начальства в лице лучшего друга, начал рассказывать события прошедшей ночи. Северину в очередной раз снился его Личный Кошмар. Сон такой. Неприятный. Вот почему Эстебану и Константину снятся сны унарские? Например, то, как в Лаик капитан Арамона распорядился отдать левое крыло бывшего монастыря под увеселительный дом. И теперь каждый унар имеет право его посещать сколько угодно. А ему, барону Залю снится нечто черное и жуткое? Во всем виновата прислуга, не умеющая держать язык за зубами. Когда-то отец взял еще маленького Северина на ярмарку, и там они зашли в какую-то таверну пообедать. А позже, пока отец говорил с каким-то усатым, но лысым господином, сын бродил по двору и думал, чем бы заняться. Там-то он и услышал разговор двух слуг – том, как пойманных конокрадов сожгли заживо в заброшенном домишке. Кто такие конокрады, он не знал, но думал, что ужасные люди, раз с ними так обошлись. А когда Северин с отцом возвращались домой, то увидали развалины сгоревшего дома. Наверняка – того самого. И – вот, пожалуйста. С тех пор сгоревшие заживо конокрады преследуют в Личном Кошмаре. Не слишком часто, но достаточно, чтобы изучить до мелочей навязчивый сон. - Что такое, Северин? Да проснитесь же! Это монсеньор, то есть полковник Брейнс. В палатке темно и очень душно. Да, жара в Варасте, как в Закате. Надо сказать, что все в порядке, но слова куда-то вылетели из головы. А сердце стучит где-то у горла. Интересно, где искать душу? Может, в пятках? Или она вообще умчалась в неизвестном направлении? Походная койка скрипнула – полковник встал, зажег свечу. - Пейте, - перед носом оказалась кружка с водой. Теплой, но все же лучше, чем ничего. - Бл-лагод-дарю, п-полковник, - а что еще сказать, если только и можешь лязгать зубами о край кружки. - Кошмар приснился? - Ага. Вот это уже никуда не годится. Что за неуставное «ага»? Да еще таким жалобным тоном. Но, похоже, полковник не заметил. - Глотните касеры, фляжка на столе. Но Северин вышел из палатки на слегка подрагивающих ногах. Надо произвести разведку на местности. Конечно, все вокруг спокойно – но лишняя бдительность не помешает. А вдруг те самые сгоревшие конокрады уже притаились где-нибудь? И ждут момента напасть на полковника? Он, как любой порядочный оруженосец, обязан предусмотреть такую ситуацию а также спасти монсеньора. Хотя бы от ночных кошмаров. В кустах, куда Северин наведался, никого не оказалось. У палатки – тоже. И, вернувшись, он глотнул-таки касеры – после удачной разведки можно – и тоже улегся спать. Константин сказал, что это - знак, только непонятно какой. И тут выход загородила какая-то Жуть - не из личного кошмара Северина, но от этого ставшая не менее кошмарной. Северин вспомнил, что заслонивший в бою командира, попадает в Рассветные Сады. Туда пока нехотелось, но показать себя трусом было бы еще хуже. Поэтому он вскочил и встал между Жутью и Эстебаном. Ежели что - пусть сожрет его, но будущий Первый маршал спасется. Если успеет, конечно.
Константин Манрик: Константин важно прошелся по тайному штабу и по цокал языком. Наступил на какую-то коряжку, и дальше пришлось уже важно хромать. Все же жизнь без сапогов - не жизнь. Плохо налажена связь в их тайном обществе, плохо. Но ничего. Новичков надо обучать, а не только вербовать. А Заль у них вечный юнга. Но дело было, конечно, вовсе не в "семейных разборках". Тайный совет устроили для того, чтобы "устранить неугодных сильным мира сего". Неугодным сегодня оказался Марсель Валме. Он вообще оказывался неугодным почти так же часто, как Окделл. То есть, почти всегда. Как всегда у Колиньяра оказалась прекрасная идея. Хотя идея Заля тоже была неплоха. Но только если слушать про такую выдумку, сидя у костра и потягивая вино. Или касеру. Но никак не самому возиться с тухлятиной. А Заль еще и его, Константина, хотел заставить с этим возиться! Пфф, вот еще, грязная работа - это работа младшего по званию. Так, а идея Колиньяра... Да запросто. Константин не очень огорчился, что ему не окажут чести быть заколотым Колиньяром. Пусть Заль с ним и прыгает. А Константин просто исполнит свой долг. Юноша как раз сделал шаг к Эстебану и, официально вытянувшись в струнку, сообщил генералу о том, что с радостью побудет его секундантом, как с ним столкнулся Заль. Дурню зачем-то понадобилось лезть вперед. Как оказалось - посмотреть на зверюшку, от вида которой Константин уронил челюсть, а потом сам собой как-то оказался на какой-то кочке, к которой сложили все найденные Залем сапоги. Не долго думая, Манрик схватил парочку и запульнул в сторону зверюшки. По пути один снаряд, правда, попал Северину по затылку, но в данный момент это было так важно. - Б-брысь! - не очень уверенно рявкнул виконт Манро. С отвратительной облезшей псинкой его дорогой матушки это работало, так, может, и тут?..
Эстебан Колиньяр: Эстебан уже видел такую тварь, когда столкнулся с ней нос к носу, купаясь в Расанне. Правда, та была вчетверо меньше. Остальные столкнулись с подобным впервые. В виду чего Заль, похоже, утратил остатки и без того невеличкого разума, а Манрик поцокал зубами и очутился на кочке, откуда вступил с оккупантом в дипломатические переговоры, подкрепляя слова сапогами. Колиньяр был сторонником более веских доводов - он искал камень или хотя бы бутылку. Но под руку подвернулась дохлятина. Прицельно запущенная в саблезубую тварь, она угодила в неожиданно возникшую лопоухую преграду и плотно вокруг неё обмоталась, вызвав у авангарда дурные вопли, панические метания и лобовое столкновение с командованием, от которого тут же последовал матерный посыл назад, где у самой стены была булыжная осыпь. Константин, окончательно разуверившийся в чудодействии слов и сапог, тоже перебазировался и эстебаново воинство приступило к массированному артобстрелу булыжниками. Который, вопреки ожиданиям, поверг врага не в бегство, но в бешенство. Однако натиск на какое-то время позволил сдержать. Понимая, что его эмиссары вернутся нескоро, а "снаряды" быстро закончатся, Маршал решился на отчаянный манёвр. - Прикройте! – скомандовал он и, выхватив шпагу, стал осторожно, по стенке, подбираться к беснующейся тварюге.
Северин Заль: - Леворукий и все кошки его! Нет, приснившийся ночью кошмар явно предсказывал неприятности. Сначала виконт Манро попал сапогом по темечку. Это было больно, но еще терпимо. Но когда пущенная меткой рукой главнокомандующего какая-то дрянь попала в него, Северин очень возмутился. Потому, что натура, нежная и ранимая, не выносит дохлятины. А уж когда эта дохлятина падает на него и надо ее судорожно стряхнуть, и при этом не орать дурным голосом... Стряхнуть получилось, не орать - не очень. А вот зачем Эстебан решил стукнуться с ним лбами - Северин так и не понял. Константин спасал свою жизнь у стены, а Первого маршала( пусть и будущего) пополз защищать опять же Заль. Пусть сегодня удача окончательно отвернулась от него. Но вид беснующейся твари очень не радовал. Чего ей от них надо? Мало ей дохлятины, что ли? Зачем есть цвет будущей армии Талига? Держась за спиной Эстебана, Северин подбирался к ней. Вот только сейчас он вспомнил, что шпага осталась в палатке. Ну, правильно, он же не знал, что такое будет. И торопился выполнить все поручения маршала Колиньяра. А как воевать теперь? - Эстебан, - прошипел Северин, - дай пистолет или что-нибудь.
Марсель: Виконт Валме неспешно прогулялся по ложбине в сторону реки и обратно, внимательно изучая окрестности. Он заметил, что вокруг камней, торчащих из земли, растут ветвистые кустики, усеянные целыми облачками мелких, пряно пахнущих цветов. "Надо бы набрать семян и отправить папеньке, - отметил про себя Марсель. - Это будет отлично смотреться возле нашего грота с фонтаном!" Вокруг было тихо, за исключением тонкого попискивания каких-то птах, перелетавших с одного сухого стебля травы на другой. Хотя все здесь было выжженное солнцем, жесткое, но водилась и кое-какая живность - из-под ног прыскали в разные стороны то тварюшки вроде ызаргов, но совсем маленькие и с длинными хвостами, то большущие зеленые кузнечики. "Если тут есть пожива, то, наверно, есть и кто-то, ею питающийся, - подумал Марсель. - И, конечно, уже не такой мелкий...." Но главным объектом его наблюдений были все-таки выступающие на другой стороне ложбины скалы. В них, как и следовало ожидать, имелись выемки, порой достаточно большие, чтобы их назвать пещерами. Возле одной из них травяной покров, и без того скудный, был явно вытоптан, сухая земля местами была взрыта и сохранила вмятины от каблуков, так что образовалась вполне заметная тропинка. Обнаружив это, виконт ухмыльнулся - приятно же владеть чужой тайной! Однако ни подниматься туда, ни даже останавливаться не стал - он прошел шагов тридцать вниз по ложбине, а потом поднялся на противоположный склон, чтобы оттуда продолжать наблюдения, оставаясь невидимым для тех, кто выглянет из пещеры. А подтверждение, что внутри кто-то есть, пришло очень скоро: из таинственного углубления донеслись приглушенные вопли. Причину воплей, однако, виконт заметить не успел - неведомая тварь проскользнула под прикрытием травы к своему любимому лежбищу, как раз когда Марсель взбирался на свой наблюдательный пункт, повернувшись к ложбине спиной.
Эстебан Колиньяр: Достаточно одного точного удара в сердце. Так утверждал дядя Фернан – в числе прочего, известный охотник. Особенно до вранья, как утверждали его многочисленные завистники и прочие злопыхатели. Подобравшись как можно ближе, Эстебан расположился за выступом и изготовился атаковать. Когда его вдруг окликнули. Обернувшись, маршал увидел преданные глаза верного своего адъютанта. И ему впервые в жизни по-настоящему захотелось убить человека. А тот простодушно попросил дать ему пистолет или что-нибудь. На что маршал дал ему свирепый, сквозь зубы, приказ вернуться на артиллерийскую позицию, а ещё – ногой под зад, чтобы живо. - Это всего лишь крыса, - выдохнул Эстебан, заново изготовясь. Это потом, когда всё закончится, она станет поверженным ужасом здешних мест, а он – живой легендой. А сейчас она была гигантской, саблезубой, но оттого не менее жалкой всего лишь крысой, и он, выгадав подходящий момент, с устрашающим боевым кличем выскочил из укрытия и в броске нанёс сокрушительно-беспощадный удар. Который вышел то ли не очень точным, то ли полохливое крысье сердце от устрашающего боевого клича в мохнатые лапы ушло, но тварь даже не подумала упасть замертво и околеть в надлежащей позе - дабы триумфатору было сподручнее на неё ногу поставить, а взревела так, что пещера глухо в ответ загудела, взвилась на дыбы, и всё заверте...
Бледный Гиацинт: Огромная выдра, чей грот заняли чуждо пахнущие люди, собиралась прогнать их или сделать своей добычей. Но добыча вдруг принялась бросаться камнями в морду, что оскорбило и разозлило животное. Выдра поднялась на задние лапы и обнажила зубы, чтобы кинуться вперед и сбить с ног сначала того, кто был к ней ближе, но он внезапно сам бросился на нее и пронзил чем-то острым. Огромная раненая туша взревела и принялась метаться по пещере, стараясь достать своих обидчиков лапами и зубами. Того, кто ранил ее, она бессмысленным ударом лапы отмела к дальней стене пещеры и кинулась на двух других, вгрызаясь одному в ногу, а другого охаживая когтями по плечу и руке.
Северин Заль: Северин вопил что есть сил, отбиваясь от громадного зверя. Хорошо, что он был в сапогах, а то его бы постигла участь виконта Манро. Это чудовище явно собиралось сожрать их всех сразу. Хотя Северин не понимал, как можно съесть столько бывших унаров зараз. Но размышлять было некогда. Он отбивался ногами, попавшейся под руку палкой, которая очень быстро сломалась. И очень жалел, что не взял с собой оружия. - Если останусь жив, - думал он, - всегда буду брать с собой шпагу, кинжал и два пистолета. Даже если буду выходить из палатки до ближайших кустов.
Марсель: Услышанные виконтом звуки поначалу показались ему обычным шумом, какой поднимают не в меру резвые подростки, когда им никто не мешает резвиться. Но почти сразу раздались такие крики испуга и боли, что спутать их с забавой больше нельзя было. Не раздумывая, Валме в несколько прыжков слетел со склона вниз и столь же быстро взбежал по тропинке к пещере. Однако он не вошел сразу, а, прижавшись спиной к скальной стенке, отгораживающей вход, осторожно повернул голову и выглянул из-за прикрытия. Отверстие пещеры было, по счастью, довольно широким, и света в неё проникало достаточно. Неизвестная тварь металась из стороны в сторону и уже успела натворить бед, но все трое "героев", кажется еще были живы. "Ну и громадина... - подумал виконт. - Скажите на милость, боги, чего ради вы её создавали?" Этот риторический вопрос не помешал ему осторожно вытащить из складок пояса оба пистолета. Они были заряжены еще перед выходом на прогулку, теперь оставалось только стрелять. При этом не попав в несчастных мальчишек. "Обедать солдатами его величества нехорошо, - мысленно укорил Марсель безымянную тварь. - А вот мы сейчас вас угостим..." Первый выстрел он намеренно направил в пол пещеры, неподалеку от выхода, в расчете, что зверь кинется выяснять, кто тут еще ему мешает отдохнуть и закусить. Получилось даже удачнее, чем он ожидал - как раз в тот момент, когда пуля выбила из пола пещеры фонтанчик мелких камушков и глины, зверь метнулся от одного обидчика к другому, и камешки угодили ему прямо в нос. Тварь зафыркала, отряхиваясь, и на мгновение приостановилась. Марсель, прищурившись, аккуратно навел пистолет и выстрелил. Несмотря на свои внушительные размеры, тварь тонко и пронзительно взвизгнула, подскочила в воздух всеми четырьмя лапами - и рухнула, не подавая признаков жизни. Виконт глубоко вздохнул - в случае промашки ему пришлось бы ой как туго, - переступил через тушу и, войдя под свод пещеры, произнес спокойно: - Эй, тут есть кто живой?
Эстебан Колиньяр: - Виконт? – совсем как-то слабо удивился Эстебан, куда больше удивлённый тем, что не только жив, но почти невредим. Хотя, отлетев тогда в сторону, в стороне не остался, а предпринял повторную атаку с тыла – разбил о стену найденную там же бутылку и, вооружась получившейся "розочкой", с яростным рёвом бросился на врага, дерзнувшего поднять челюсть на его войско. После чего тварь развернулась окровавленной мордой к нему, а удача, не в силах на это смотреть – отвернулась. И Колиньяр, маневрируя, обо что-то споткнулся. И очень некстати упал. И подумал, что это – конец. Только другим, более точным, словом. Когда вдруг, откуда ни возьмись, появился виконт, пристреливший саблезубого супостата. А откуда он, кстати, здесь взялся?! Впрочем, сейчас было не до выяснений – его бравые знаменосцы стонали и истекали кровью, надо было их как-то что ли хотя бы перевязать, а Эстебан в этом деле ни кошки не смыслил, поэтому без вопросов дал дорогу Валме, а сам вызвался сгонять в лагерь за эскулапом.
Северин Заль: Северин поднял голову. Чудовище было повержено. Но и ему, барону Залю, осталось недолго жить на этом свете. Скоро он истечет кровью - и умрет тихо, без мучений. Гроб стоит на постаменте, сооруженном специально для этого скорбного случая. Вокруг - все те, кто был рядом в последние дни, кто скрашивал существование в столице и тут, в Варасте. Слышится шепот "Погиб смертью храбрых... Защищал своего командира до последнего. Он был храбрым юношей и мог бы совершить еще много подвигов во славу Талига. Увы - смерть забирает лучших". Эстебан и Константин стоят у гроба, еле сдерживая скупые слезы. Да, на войне нет места рыданиям. Сейчас его, барона Заля похоронят со всеми причитающимися почестями. И только ветер будет раскачивать полынь и ковыль, что вырастет над небольшим безымянным холмиком. Северину стало жаль себя, но в последнюю минуту он вспомнил, что еще не умер - значит, почести и рыдания переносятся на неопределенный срок. Стерев кровь с лица, он с трудом поднялся. Рука болела, причем сильно. Из глубоких царапин( может, их логичнее было бы назвать ранами?) текла кровь. Он посмотрел вокруг - Эстебана не было, виконт Манро жалобно стонал, лежа на земле. А рядом был... тот самый, против кого они все утро строили коварные планы.
Лионель Савиньяк: Первая половина дня в лагере ничем не отличалась от предыдущих. Если, конечно, не принимать во внимание утренний инцидент с Эстебаном. Савиньяк еще не возвращался в палатку, но очень сомневался, что оруженосец дожидается его там. И он был прав, потому что вскоре взлохмаченный юноша в разорванной рубашке прибежал откуда-то и чуть не врезался в него самого. - Колиньяр, в чем опять дело? - строго спросил Лионель, уже предполагая, что ответ мальчишки принесет за собой новые неприятности.
Марсель: Прискорбное зрелище, открывшееся перед виконтом, когда он вошел в пещеру, было настолько неожиданным, что вызвало некоторую растерянность - впрочем, недолгую. Однако юный Манро, хоть и был распростерт на земле, издавал жалобные звуки, а значит, был жив. Марсель подошел к нему, осторожно приподнял и оттащил к стенке пещеры так, чтобы бедняга мог полулежать. - Что это с вами? - спросил он и, оглянувшись, обнаружил, что Заль уже на ногах. - А ну-ка, барон, подите сюда. У вас тут нет какой-нибудь фляги с водой или с вином? И что у вас с рукой? Неужели эта зверюга настолько была свирепа? А с виду такая гладкая...
Северин Заль: Воду они не захватили, а вино предусмотрительно, или же наоборот, - непредусмотрительно уже выпили. Так что Северин отрицательно покачал головой. - Эта тварь, - он показал на тушу зверюги, которая чуть руки его не лишила,- набросилась на нас. Я и сам не знаю. зачем. Наверное, голодная была. Он пошатываясь пошел туда, куда Марсель Валме оттащил Константина. И присел рядом с ним на землю. - Голова кружится, - совсем по-детски пожаловался он. - И больно. Посмотрел на распростертого у стены друга и спросил: - А где Эстебан?
Эстебан Колиньяр: Будущий маршал мчался по лагерю, не разбирая чинов и дороги. От его грозной поступи гулко стонала земля, а вздымаемые им клубы пыли было видно даже адгемару из Равиата. Он успел побывать в лазарете, где ему заявили, что если про крокодилицу было тонко, свежо и где-то даже забавно, то предание о крысьей матери никуда не годится, обвинили в отсутствии фантазии и драматического накала, и выставили вон, пригрозив трибуналом. И теперь искал Савиньяка. - Монсеньор, у нас там двое раненых, а этот дундук даже не почесался! – сходу выпалил будущий маршал, быстро став просто Эстебаном. И, переведя дух, доложил про громадную, вероломно без объявления напавшую тварь, про оказанное ей героическое сопротивление и одержанную при участии непойми откуда виконта победу (хотя Колиньяр и сам бы, разумеется, справился!), каковая, к сожалению, не обошлась без потерь – имеется двое раненых, каковым срочно необходим эскулап, каковой из дундуческого предубеждения не поверил ни единому, вплоть до честного благородного, эстебанову слову. И замолчал, тревожно поглядывая на генеральскую портупею.
Лионель Савиньяк: Лионель хмуро выслушал Эстебана, который, если со стороны послушать, рассказывал какую-то ахинею, но Савиньяк уже давно знал свойства своего его оруженосца - любой бред с легкостью превратить в реальность. - Идемте назад, - сказал он и по дороге сам зашел в палатку лазарета, так что к ним присоединился еще и врач.
Марсель: Марсель скептически посмотрел на несчастных оруженосцев, покачал головой, но издеваться не стал. Им и впрямь было совсем худо. Поджав губы, виконт снял висевшую у него через плечо флягу, без которой он никогда не покидал лагеря, и сунул в руку Северину: - Отпейте немного, это вода с вином, вам станет легче. И попробуйте напоить Константина. К сожалению, перевязать его раны мне нечем, шелковый шарф не годится. а платок мал. Потерпите. Эстебан побежал в лагерь за подмогой. Думаю, скоро будет. С этими словами он присел на лежавший у входа камень и принялся с любопытством рассматривать убиенную тварь, прикидывая, удастся ли с нее снять шкуру в качестве памятного трофея. .
Северин Заль: - Благодарю, виконт, - ответил Северин, прикладываясь к фляге. Когда там осталось меньше половины, он вспомнил по Константина. Закрутив крышку, он отложил флягу и здоровой рукой слегка похлопал того по щекам. Голова виконта Манро лишь безвольно мотнулась. - Константин, ты чего это - помирать тут собрался? И не вздумай даже. Из-за какой-то пушистой твари в Рассветные Сады? Он поднес флягу к губам друга. - Ты пей, - уговаривал он его, - знаешь, вкусно. Попробуй, и правда вкусно. Вскоре фляга опустела еще, а Константин, так и не пришедший в себя, стараниями Северина был облит вином.
Эстебан Колиньяр: Будущий маршал быстро шагал в свою тайную ставку, подгоняемый нарастающим чувством тревоги. Помимо пострадавшего войска, его крепко беспокоил генерал Савиньяк, решивший лично посетить секретный полевой Штаб, в совершенстве на сторонних посетителей не рассчитанный. Об этом молчаливо свидетельствовала вся его обстановка (гора пустых бутылок, куча левых сапог) и громко кричали стены, на высоту человеческого роста покрытые неуставной критикой, адресованной провинившемуся перед юным офицерством начальству и носившей преимущественно обсценный характер. Впрочем, среди разнокалиберных надписей встречались и патриотические: "Талиг – страна безграничных возможностей, где задница может не только жить отдельно от тела, но и командовать армией!" - гласила одна их таких. Поэтому Колиньяр, вопреки ранжиру, влетел в грот первым и скромно встал у стенки, заслонив спиной одно из наиболее броских творений, посвящённое недавнему трибуналу. Зашедший за ним эскулап тихо присвистнул и бросился к раненым. Следом прошагал Савиньяк, принеся с собой леденящую предфронтовую тишину, ставшую вскоре совершенно невыносимой. - Это не наше! – не выдержал Эстебан. И при том почти не солгал. Помимо пестревших на стенах мнений, им здесь принадлежали только карты. Колода игральных и одна Мировая. Тоже, кстати, очень патриотическая - Талиг на ней распростёрся столь широко, что места для поганой Гайифы и её сателлитов совсем не осталось. Зато появились принципиально новые субъекты, как то – город Зальцбург, остров Манрикьяре и разлапистое герцогство Колиньяр, полностью охватившее территории бывших Дриксен и Гаунау. В остальном же: дохлятину приволокла убиенная архикрыса, сапоги были вообще неизвестно чьи, бутылки были незаметно изъяты из личных командирских запасов, раскладное "маршальское" кресло числилось пропавшей собственностью полковника Брейнса, а непременный атрибут всякого воинского формирования - гордое боевое знамя - был по пьянке украден ночью из караулки, из героических побуждений.
Лионель Савиньяк: Лионель быстро вошел в пещеру вслед за Колиньяром. Валме сидел на камне у входа, Заль пытался поить Манро из фляги, а на полу была распростерта действительно огромная выдра. Врач сразу кинулся к раненым, а Ли огляделся. Обстановка импровизированного штаба мальчишек впечатляла. - Все позаимствованные из лагеря вещи привести в порядок и вернуть, - строго приказал он Эстебану, а потом посмотрел на Марселя и спросил, - Как тут все это случилось?
Марсель: При появлении Савиньяка Марсель встал и улыбнулся. - Случилось случайно и очень быстро, - скромно сказал он. - Я прогуливался по ложбине, услышал крики о помощи, подошел и увидел эту зверюгу. Она носилась как безумная и кусала всех подряд. Я выстрелил - и попал. Вот и все. Но нашим бравым оруженосцам досталось не на шутку. И, сказать по правде, я очень рад, что это животное так и не надумало закусить нами, когда мы неосторожно забирались в реку! Потому что, судя по обтекаемой форме тела и короткой шерсти, она питается в воде... То есть питалась. Глагол в прошедшем времени в данном случае мне нравится больше! Он посмотрел на то, как лекарь оказывает помощь пострадавшим, покачал головой и вздохнул: - В общем, наши юные храбрецы еще легко отделались. Но я, собственно, уже совершил здесь все, что мог. Хотелось бы снять с твари шкуру и отправить отцу на память, но это дело долгое. Позвольте откланяться, господин генерал?
Эстебан Колиньяр: - Слушаюсь, монсеньор, - отозвался Эстебан, с сожалением посмотрев на пострадавших товарищей. Переть в лагерь позаимствованный оттуда скарб не хотелось, но и взвалить его на Заля с Манриком не представлялось возможным. Их, похоже, самих придётся тащить. А виконт между тем мало того, что присвоил все лавры, так ещё на трофей нацелился. Эстебан, разумеется, был категорически не согласен, что крысья шкура должна достаться Валме. В чём его неожиданно поддержал эскулап, предложивший завернуть тварь во флаг и похоронить как героя, а шкуру спустить с кого-то другого. Видимо, потому что уже закончил работу и тоже успел оценить обстановку.
Северин Заль: Северин думал, что мир стал таким колышущимся и расплывчатым. "И вообще,может я сплю, и мне все снится? Вот проснусь дома или в Лаик, или еще где-нибудь... может, в "Веселом доме" с крошкой Энн под боком. Эх,хорошо бы". Но хмурый вид будущего Первого маршала ясно говорил о том, что это - суровая реальность. Во сне так Эстебан злиться бы не стал. Виконт Манро так и был в полубессознательном состоянии. Его в лагерь уж точно надо было нести. Сам не дойдет. Да и забинтованная нога несчастного Манрика явно болела. А у самого Северина болело плечо. А между тем лекарь сказал, что шкуру надо спустить с кого-нибудь другого. "Небось, со всех нас троих", - грустно вздохнул Заль. И решил, что все же что-то хорошее должно быть. Вот хотя бы возвращенное полковнику Берйнсу походное кресло.
Марсель: Марсель пошел уже было к выходу, но, оглянувшись на пороге, чтобы еще раз окинуть взглядом картину побоища, подумал, что Савиньяку точно уж не по чину тащить в лагерь пострадавших, прямо скажем, по собственной дурости, оруженосцев, лекарю это в одиночку не под силу, а Эстебан хоть парень и крепкий, и нагрузить бы его следовало получше, одни не утащит сразу и похищенное имущество, и раненых товарищей. - Вижу, что без меня вам здесь пока не обойтись, - сказал он со вздохом. - Господин лекарь, вы поможете Северину дойти до лагеря, верно? А Манрика, пожалуй, потащу я. Потом придется вернуться, чтобы забрать шкуру этой твари.
Лионель Савиньяк: Лионель кивнул: - Да, спасибо за помощь, виконт. Сейчас живо доберемся, главное, чтобы юноши не успели изойти кровью. Затем он обернулся к своему оруженосцу. - А вы, Колиньяр, не забудьте после вернуть все вещи в лагерь их хозяевам. Почти бездыханного Манрика и хромающего на одну ногу Заля увели, постепенно пещера опустела, в ней остался только труп выдры и следы крови.
Эстебан Колиньяр: Возвращались молча. Настроение было так себе. - Как хорошо быть генералом, - думал Эстебан. Генерал шагал налегке. Эскулап вёл Северина. Северин вёл себя как придурок – улыбался как невеста, называл эскулапа крошкой Энн и время от времени пытался взлететь. А Эстебан в упряжке с Валме тащил Константина, исто пообещав своему сеньору после вернуться за остальным барахлом. Обезболенный касерою Манрик поначалу пребывал в забытьи. Но на полпути, к сожалению, очухался. И принялся капризно настаивать, чтобы его несли парадным аллюром с непременным равнением на Знамя Победы. А когда зазвучал гимн юного офицерства - стало и вовсе скверно. - Над чёоорною бездной, в свете закааатном Шееествует гордо Козззёл-Провокааатор! Следом бараааны строооем идут И гииимны ему во слаааву поют! Мотивчик был позаимствован у известного кавалерийского марша. К словам, по счастью, особо никто не прислушивался. - Твою мать! - огорчился Эстебан, когда очередная попытка задушить песню увенчалась прокушенным пальцем. - Честь и хвала! Ура Прымпердооору, Что съееехал с ума и при эээтом не помер! И крысоееедам, и козопааасам Роздал чины прымпердорскою влааастью! – продолжал завывать Константин с тем же упорством, с каким не попадал ни в одну ноту. По итогам пришлось сделать жёсткий привал и применить к бесноватому старый дедовский способ: полфляги в глотку, остальное - на голову и кулаком по скуле, пока Савиньяк не смотрит. Вроде бы, помогло: солдат узнал своего командира. А после – и Валме. И на радостях понёсся выбалтывать грандиозный План Колиньяра. - Бредит бедняга, - участливо проскрежетал Эстебан, саданув болезного под дых, - Благодарю за помощь, виконт! Можете идти свежевать свою крысу, дальше я сам справлюсь.
Северин Заль: Северин недоумевал, почему до лагеря надо добираться несколько суток? Вроде всегда было недалеко. А тут - то ли лагерь перенесли, то ли вообще все испарились неизвестно куда. И теперь им кочевать по пустыне,как холтийским племенам, о которых мэтр Шабли рассказывал. Он, Северин, разумеется его не слушал - а зря. Так бы знал,какая участь его ожидает. "И зачем Константину вздумалось петь? А командир почему так недоволен? Ничего не понимаю! И куда делать крошка Энн? Ведь только что была рядом. Нет, так дело не пойдет!" Короткий привал был окончен - и Северин решил, что отдых был слишком краток. Ну, верно, они же теперь кочуют - значит, и отдыхать будем на ходу. Но тут почему-то наступила полночь. Причем - сразу и резко, без вечера, заката и прочей ерунды. Стало темно. И Северин не нашел ничего лучшего, чем лечь спать. Точнее - упасть без сознания.
Лионель Савиньяк: По дороге Заль неожиданно стал падать, мальчишка сильно побледнел, и Лионель подхватил его с другой стороны, чтобы помочь врачу. Пара пощечин не помогли, но благо, лазарет был уже близко. Манрик, который сперва казался более бездыханным, чем Заль, принялся распевать какой-то внеуставный бред, и Колиньяр врезал ему под дых, что Савиньяк про себя даже одобрил, хотя было ясно, что подобные "гимны" эта теплая компания сочиняет и распевает в свободное время вместо более полезных занятий. Придется загрузить их так, чтобы свободного времени не оставалось вовсе, решил он про себя. Особенно это касалось его собственного оруженосца.
Марсель: Шагая вместе с Эстебаном в сторону лагеря, Марсель философски размышлял о превратностях походной жизни: вышел прогуляться - и вот, пожалуйста, сражение с выдрой-чудовищем; и кто мог предсказать. что они вдвоем с негодным мальчишкой Колиньяром, как самые настоящие человеколюбцы, будут на пару тащить еще более дурного мальчишку Манрика? В отличие от Савиньяка, виконт находился ближе к источнику звуков. которые пением сложно было назвать, и все слова разобрал отчетливо. "Образы выпуклые, но решительно неэстетичные, - на ходу отметил Валме. - Зато какие оригинальные рифмы, и сколько экспрессии! " Ему было ужасно смешно наблюдать за тем, как Колиньяр пытается на ходу заткнуть глотку несчастному раненому. Но он ограничился лишь тем, что отвернулся, чтобы Эстебан не видел довольной улыбки на губах своего главного противника. - Интересно, кто автор этих гениальных строк? - словно бы про себя пробормотал он.
Эстебан Колиньяр: Автор промолчал. Поскромничал. Слева послышались увесистые аплодисменты - Савиньяк от души надавал Северину лещей, хоть тот и не выступал. Исполнитель перевёл сбитое авторским кулаком дыхание и с новой силой затянул новую песню: - Над Варастой дым курится, Солнца свет собой затмив! Дом горит – козёл не видит, Зенки мутные залив! Отчий край огнём горит – Войско лагерем стоит, Населенье не спасает – Прымпердор, мол, не велит!.. И заткнулся только по прибытии в лазарет, где будущий маршал, помимо выдающейся скромности, проявил удивительную чуткость натуры. Когда эскулап заверил, что за раненых теперь можно не переживать, Эстебан резко распереживался о чести полка, чьё гордое знамя пребывает в крысиной норе без должной охраны, о пожилом полковнике Брейнсе, вынужденном ввиду пропажи любимого кресла сидеть буквально на пороховой бочке, о левых ногах четверых неизвестных солдат, рискующих без сапог на что-нибудь напороться, о мучимых гладом крысоедах, которые эту свою дохлятину, небось, уже обыскались и без неё за стол не садятся, а вкупе с ними – и за весь командирский состав. Ведь ещё, кажется, Пферфайтер сказал, что если оставить солдат без обеда – они могут повернуть свои вилки против вас! Ну, или что-то в таком духе. И ощутил возвышенное стремление немедленно всё это исправить. - Разрешите идти? – осведомился он у сеньора, всем своим видом показывая, что уходит вовсе не от разговора, а по зову долга. Но с Савиньяком ещё обязательно об этом всём потолкует. Желательно – года через три, на равных, как генерал с генералом.
Лионель Савиньяк: Мальчишек благополучно доставили в лазарет, и дальше уже полевой врач уверил, что приведет их в чувство и поставит на ноги через пару дней. Савиньяк кивнул и посмотрел на Эстебана, который подошел к нему. - Идите, Колиньяр, - разрешил он, - Поговорим позже. У него самого еще были дела, по которым Ли отправился, перед этим поблагодарив виконта за спасение жизни его оруженосца и остальных юношей, а также за оказанную помощь.
Марсель: Завершив доставку жертв злодейской выдры в лазарет, Марсель с облегчением вздохнул, потянулся и подумал, что неплохо бы сейчас подкрепиться как следует. Но сперва чего-нибудь выпить, ибо переноска Манрика потребовала куда большей затраты сил, чем стрельба по зверюге. Виконт привычным жестом потянулся за флягой, которой полагалось висеть на боку, но его пальцы ничего не нащупали: фляга отсутствовала! - Эх, кошка его заешь! - сердито фыркнул Марсель. - Фляга-то осталась на поле боя! Что же мне теперь, за ней снова тащиться? Он засомневался, стоит ли делать такое усилие ради маленькой вещицы, ведь можно будет зайти за ней и потом. Или попросить солдат, которых отправят за тушей выдры, прихватить заодно и флягу. "Кстати насчет "прихватить", - подумалось тут ему, - когда Колиньяр пойдет за вещами, которые ему велено вернуть владельцам, так он мою флягу уж точно прихватит, да потом будет уверять, что там ничего не было... А это все-таки подарок отца. Жалко..." Он, конечно, не подозревал Эстебана в банальном воровстве, но мало ли какая каверзная идея придет юнцу в голову, если он увидит вещь, принадлежащую его противнику, который с сегодняшнего дня еще и виновник обнаружения его секретной резиденции? Как-то не верилось, что благодарность за спасение от хищника задержится в голове у оруженосца дольше, чем на полчаса... С тяжелым вздохом Валме развернулся и направился обратно к месту происшествия. Хотя уже становилось жарко, он постарался идти побыстрее, чтобы поскорее и вернуться, и тогда уж спокойно залечь в палатке часика на два. Поэтому он дошел до пещеры раньше, чем Колиньяр собрался исполнить приказ своего сеньора.
Бледный Гиацинт: Бирисские разведчики старались не выпускать лагерь из вида, насколько это было возможно, хотя подбираться к нему совсем вплотную было опасно, как и постоянно дежурить напротив. Но сегодня седунам улыбнулась редкая удача: самый близкий помощник вражеского главнокомандующего вздумал в одиночестве подойти к реке, и еще и зашел в грот, сооруженный водяными крысами. Чудесное место для того, чтобы взять его там в плен потихоньку, незаметно от всего лагеря. Когда помощника там спохватятся, будет уже поздно... А из него можно будет вытрясти все данные, планы командующего, все, что он знает. Бириссцы крались в высокой сухой траве абсолютно бесшумно. Войдя в грот, где помощник искал что-то на земле, они крепко зажали ему рот, схватили после краткого сопротивления и связали, а потом также бесшумно вытащили наружу и унесли сквозь иссушенные солнцем заросли.
Марсель: Даже самый хладнокровный человек не может сразу опомниться, если на него вот так нападают - со спины, внезапно, да еще вчетвером на одного! Даже если бы Марсель не оставил в лазарете, куда транспортировали жертв речного чудища, свои пистолеты, он не успел бы ими воспользоваться. Правда, кое-что он все-таки успел - одному попал каблуком в пах, судя по раздавшемуся воплю, другому - кулаком в нос. (По дороге к тайному убежищу седунов Марсель, хоть и испытывал большие неудобства, с удовольствием понаблюдал, как этот благородный нос распухает.) На третьего он попытался наброситься и даже чуть не придушил, но тут остальные набросились на него самого, и оставалось только подчиниться обстоятельствам. Однако, судя по тому, что на троих укравших его мерзавцах были надеты красивые амулеты из бисера, перьев и кожи, а на недозадушенном - нет, виконту удалось лишить его этого украшения, и это несколько утешило его, хотя путешествовать в связанном виде на плече рослого громилы было не слишком-то приятно. Еще менее приятно было думать о том, что будет дальше. Впрочем, думать было как-то сложно, вися вниз головой. "Ладно, - подумал Марсель, - на месте разберемся..." С этой мыслью он закрыл глаза - то ли от удара по голове, то ли от неприятного запаха тела похитителя его начало подташнивать. Очнулся он, когда его без всяких церемоний бросили на каменистую почву посреди небольшого селения, которое служило бириссцам в качестве временного лагеря. Седун, видимо, намеревался картинно уложить его носом в землю, но Валме исхитрился повернуться и лег боком.
Эстебан Колиньяр: В отличие от своего сеньора, Эстебан не был сатрапом. Поэтому он, собрав оставшихся присных, первым делом спросил, что им больше нравится - таскать по жаре барахло или для начала пойти искупаться в прохладной запруде? Ну, и отчасти немножечко потому, что болван Горуа, вроде бы, видел, как в ту сторону выдвинулся вездесущий виконт. Не иначе, как свежевать свою крысу. А терпеть насмешки этого чучела, да еще в присутствии подчиненных... Поэтому совершенно неудивительно, что когда юное офицерство добралось до Штаба, виконта там уже не было. Куда удивительней были нетронутая крысья туша и валявшаяся рядом гербовая фляга. А неподалеку от входа обнаружилось нечто еще более удивительное. Эстебан быстро поднял находку, намотал ее на кулак и, погрузив руку в карман, погрузился в раздумья. И, пока присные горячо дискутировали, как быть с надписями - замазать, оттереть или наплевать, их предводитель незаметно вышел наружу, где какое-то время побродил по окрестностям, прогулялся к торчавшему на пригорке сухому дереву и, зело озадаченный, вернулся назад. - Брооось меня в реееку! - послышалось ему вдруг. Эстебан выудил из кармана находку и потрясенно на нее уставился. А она в свою очередь уставилась на него, кокетливо поигрывая бисерными глазками. - Виконта похитили! - расправив перья, радостно сообщила она, - Это говорю тебе Я - дурацкая бирисская цацка! А еще - отсутствие трупа. И примятая, словно по ней что-то протащили, трава. И направление, в котором тащили. И сухое дерево, явно служившее коновязью. Но без меня это никому ни о чем не скажет. Без меня его хватятся очень нескоро, и искать особо не будут - подождут пару дней, да объявят пропавшим без вести. А может и дезертиром, - вкрадчиво добавила побрякушка, подмигнув белой бусиной, - Ну же, бросай! Вспомни, сколько у тебя из- за этого козла проблем было! - Так-то оно - так, но сегодня этот козел спас наши шкуры, - мрачно напомнил Эстебан, до сих пор старавшийся об этом не думать. - Это вышло случайно, - возразило дрянцо, - А вот то, как он здесь оказался - отнюдь. Он следил за вами от лагеря. И не слишком торопился на помощь. И вообще, мало тебе по его милости прилетало? Он подвел тебя под трибунал, засветил твою секретную ставку и регулярно сдает тебя Савиньяку! Так что, оставь сомнения и - бросай. Это же Победа! Полная и безоговорочная! Одним махом! Эстебан усмехнулся, тряхнул головой и больше не сомневался. - К котам собачьим такую победу, - буркнул он, вызвав немалое недоумение среди присных и, отобрав флягу у Горуа, как раз собиравшегося в нее помочиться, помчался в лагерь. - ...В общем, все указывает на то, что виконт угодил в плен, - выдал он по прибытии Савиньяку, выложив бирисскую цацку, виконтскую флягу и все, что успел разведать.
Лионель Савиньяк: Лионель посмотрел на флягу Валме и порванную веревочку с бусинами и перевел тяжелый взгляд на Эстебана. - Если это снова какой-то глупый розыгрыш, Колиньяр, то пеняйте на себя. Вы уверены, что виконта нет в лагере, а эту флягу он не обронил там, в пещере, случайно? Хотя да, браслет... Или вы его раньше где-то нашли? Я устал от ваших дурацких ежедневных выходок, - признался Лионель, - Вы сейчас говорите серьезно? - спросил он.
Эстебан Колиньяр: Оскорблённый в лучших намерениях, Эстебан был готов взорваться негодованием, но под тяжестью взгляда Савиньяка снова засомневался. И, скептически посмотрев на бирюльку и флягу, представил... виконта. Который тут же напялил первую, опростал вторую и, шатаясь и хохоча, ввалился в грот, где, споткнувшись о распростёртую тушу, обронил их в эффектном кульбите. - Нуачо? Я существо ажурное, мне много не надо, – пьяно хрюкнул он, становясь на карачки, - Выпил лишку и меня потянуло на подвиги. Вы же знаете, как это бывает. Помните, как сами недавно в овраг на разведку ходили? Вернулись под утро - без памяти и сапог, в паутине, грязи и улитках. Вот и я так же. Героически, напролом, по-пластунски! И кабы не вы – к вечеру сам бы незаметно нашёлся. А теперь меня быстро по тревоге отыщут, а про вас скажут, что паникёр и балбес. И взыскание суровое влепят. - Да ладно! – не поверил Эстебан. - Да, как-то это совсем на меня не похоже, - протрезвев на глазах, согласился виконт и рожа у него стала прегнусная, - Ну, а если вот так? Он вернулся на исходную позицию, извлёк флягу с бирюлькой теперь уже из карманов и, воровато оглядевшись, с нарочитой небрежностью разбросал по пещере. После чего изрядно выкачался снаружи в траве и, мерзостно потирая ручонки, крайне кружным путём вернулся в лагерь. - И какой в этом смысл? – не понял Эстебан. - Дискредитация посредством мистификации, - патетически воздел палец виконт, - Простейшая двухходовка. И доказывайте теперь, что это – не очередной ваш дурацкий розыгрыш. - Именно, что дурацкий! – возмутился будущий маршал, - Что уже само по себе означает, что он явно – не мой! - Ну, тогда изысканная трёхходовка: добавим к картине происшествия ещё один штрих, - козлище широко улыбнулось и с видом дешёвого факира достало из кармана кружевной белоснежный сопливчик, - С инициалами! - особо подчеркнуло оно и, щедро макнув его в крысью кровь, весьма собой гордое, потащилось к реке, - А теперь бросаю его где-то у самой воды - кстати, напрасно вы сюда не спускались! - и иду не в лагерь, а куда-нибудь в горы. Ненадолго, но для вас - навсегда. Ибо к моему возвращению вас, увы, уже расстреляют - за убийство офицера по особым поручениям, с жалкой попыткой свалить вину на бириссцев. - Ах ты ж... - взрычал Эстебан, багровея, - Хотя, погодите. А как же коновязь? - Да, коновязь сюда как-то не вяжется, - недолго подумав, неохотно согласился виконт, - Ну, а если я, предположим, действительно дезертировал? И, пользуясь случаем, инсценировал своё похищение? Подбросил флягу и давно припасённую бирюльку, оставил характерные следы на пригорке, ну а дальше – махнул верхом? - А лошадку вы, надо думать, тоже подогнали заранее? – уточнил Эстебан, - Потому как свидетели утверждают, что из лагеря вы уходили пешком. А лошадей там, кстати, было не менее четырёх. - Э-э... - здесь Валме замялся. И, не придумав ничего лучше, принялся раздаваться вширь, пыжась таким образом показать, что четыре для него – вполне в самый раз: на трёх он поехал, а четвёртой собирался перекусить по дороге. Но, не дотянув самую малость - оглушительно лопнул, погребя под ошмётками все эстебановы домыслы. Оруженосец коротко выдохнул и твёрдо глянул в глаза Савиньяку. - Я сейчас говорю совершенно серьёзно и могу ответственно – (разговор был вообще не из лёгких, но это слово далось Эстебану особенно тяжело), - заявить, что его нет в палатке, а часовые с восточной границы видели, как он покидал лагерь, но никто из них не заметил, чтобы он возвращался. И хотя в силу ряда э-э... субъективных причин в это сложно поверить, я действительно не причастен к данному инциденту, - и, немного подумав, веско добавил, - Слово офицера.
Бледный Гиацинт: Бириссцы бросили надежно связанного пленника на землю, и трое из них остались охранять его. Четвертый же ушел по направлению к самой большой "землянке", очевидно, служившей штабом. Отсутствовал он недолго, а когда вернулся, Марселя снова поставили на ноги и принудили идти. Его втолкнули в другую "землянку", поменьше. В этой темной земляной полуноре находилось что-то вроде камеры с решеткой из частокола крепких палок. Марселя обыскали прежде, чем втолкнуть туда, и забрали все, что смогли найти в карманах, даже носовой платок. Ремень и сапоги с него тоже сняли. Потом заперли и оставили одного, лишь у входа маячили фигуры охраны.
Лионель Савиньяк: Ли кивнул и смягчился. - Вот это другое дело, - сказал он, - Вы научились докладывать лучше, Колиньяр. Плохо, что не с первого раза, но хорошо, что уже хоть со второго. Вы должны сразу излагать все факты. Что виконта Валме в лагере нет, и вы в этом убедились. Что часовые видели, как он покидал лагерь. И так далее. Надо сразу говорить по существу, - объяснил Лионель. - А теперь давайте вернемся к этой злосчастной пещере. Савиньяк подозвал гвардейцев и одного адуана, который был неплохим следопытом, и вместе с Эстебаном двинулся к пещере. Следы борьбы, обнаруженные там, а также примятая трава по направлению от грота говорили о том, что Колиньяр, судя по всему, прав, и Валме был похищен. Адуан знал свое дело, и вскоре по следам они добрались до небольшого поселения бириссцев. - Вот так удача, - прошептал Лионель, когда они залегли в укрытии неподалеку, чтобы сначала понаблюдать за деревенькой, - Колиньяр, вы молодец, оказывается, - похвалил он оруженосца.
Марсель: Судя по тому, что на полу и в дальних углах чулана было немало сена, это было что-то вроде бирисского сеновала. Оставшись наконец в одиночестве, Валме первым делом стащил чулки, - по его наблюдениям, человек в чулках, но без обуви выглядит намного нелепее, чем просто босой. Выглядеть нелепо он не желал. Чулки он аккуратно свернул и сунул в карман, из которого тот самый седун, что остался без амулета, только что вытащил платок виконта. "Интересно, зачем этому красавцу батистовый платок с моей монограммой?" - вскользь подумал Марсель. Вариантов ответа могло быть множество, но этот вопрос сейчас, увы, не был самым главным. Он улегся в углу на сено и стал размышлять. Прежде всего, следовало найти хоть что-то хорошее в его нынешнем положении. "Ну, во-первых, меня не зарезали сразу, - Марсель загнул первый палец. - Во-вторых, это значит, что я им зачем-то нужен, а это позволяет надеяться... на разные варианты. В-третьих, у меня ничего не поломано и не прострелено, ушибы и царапины не в счет!" На этом положительные моменты как-то сразу кончились. Подумав, виконт добавил четвертый пункт - "Утром я плотно подзакусил и до вечера не проголодаюсь". Для пятого пальца момента уже не нашлось. Марсель лежал, закинув руки за голову и как будто бы прикрыв глаза, но на самом деле он внимательно изучал обстановку. Кроме него самого и сена, в чулане не было больше ничего. Но земляные стены и пол наводили на некоторые мысли. Конечно, пытаться прорыть голыми руками лаз в слое земли толщиной два-три фута было бы нелепой идеей. Но вот решетка... Это всего лишь деревянные палки, перевязанные прочной веревкой, но рама-то ее всего лишь вставлена в земляной проем! Если немножко подрыть и хорошенько дернуть... Марсель не позволил себе задуматься над тем, что у него может не хватить времени на осуществление замысла - ведь в любой момент его могли вывести отсюда, а там... Нет, думать о "там" он тоже не считал нужным. Он просто вытащил из кучи сена длинный пучок тонких и достаточно гибких стеблей и принялся аккуратно свивать из них прочный жгут.
Бледный Гиацинт: Через какое-то время возле землянки послышались голоса бириссцев, а затем охрана вошла к Марселю, бесцеремонно поставила его на ноги и, снова связав ему руки веревкой, потащила наружу. "Прогулка" была недолгой, вскоре виконта втолкнули в самую большую "землянку" в этом лагере, служившую бириссцам штабом. Внутри была такая же полутьма, свечей или факелов здесь не зажигали. Большой плоский камень по центру служил столом, на нем даже что-то было разложено, камни поменьше вокруг предназначались для сидения, но сесть виконту не предложили. Напротив, сильно толкнули в спину, так что удержаться на ногах не было возможности, чтобы он оказался на коленях, а то и вовсе ничком, перед "главным", к которому Марселя привели для допроса.
Марсель: К моменту, когда за ним пришли, Марсель успел заготовить несколько прочных жгутов из сена - в расчете на то, чтобы ночью попробовать выдернуть раму с решеткой. Появление бириссцев его раздосадовало - помешали работать! Вернут ли его к вечеру на место, да и будет ли он еще в состоянии что-то сделать - эти два вопроса он предпочел отложить в сторону. Оказавшись под открытым небом, он успел только несколько раз взглянуть направо и налево, запоминая расположение землянок и рельеф прилегающего к лагерю склона горы. Зачем? На всякий случай, - так мог бы он ответить, если бы его кто-то спросил. Начало "переговоров", как он мысленно назвал предстоящую ему словесную схватку, было красноречивым и многообещающим. Толкнули его сильно, и он вынужден был на мгновение опуститься на колени, но тут же, откачнувшись спиной назад, переменил положение. Связанные руки, конечно, мешали чувствовать себя непринужденно, но теперь он сидел на полу, скрестив ноги, как хотелось ему, а не седунам. - Интересно, у вас со всеми гостями так обращаются? - спросил он, разглядев в полумраке по ту сторону "стола" человека, восседавшего на камне с важным видом начальника. - Или это мне особый оказан почет?
Эстебан Колиньяр: Колиньяр самодовольно оскалился: он всегда знал, что молодец, но от Савиньяка такое услышишь нечасто. А зря. В то время как иные оруженосцы проснулись, позавтракали и пообедали, в промежутках не сделав ничего полезного, Эстебан уже трижды успел отличиться – его чуть не выгнали, едва не сожрали, а теперь благодаря ему обнаружили вражескую стоянку; а пока они занимались всякой писарско-штабной ерундой, он познал все тяготы настоящей армейской службы и постиг три с половиной военных науки. А сейчас в поте лица осваивал пятую – глубокую разведку. Нехитрая на первый взгляд, она оказалась на диво сурова и на редкость трудна. За время ознакомления, Эстебан привык смотреть на мир с высоты некрупного тушкана и стоически игнорировать голод, жару и щекотку, обеспеченную забравшейся за шиворот ящеркой. Он лежал так уже, казалось, целую вечность, уступая в молчании лишь камням, а в неподвижности - разве что адуану (Эстебан готов был поклясться, что видел, как у него из носу выползла и куда-то по своим делам улетела оса). И страшно бы удивился, скажи ему кто-то, что прошло не более получаса. И вот, когда Эстебан уже начал забывать человеческую речь и почти освоил бирисскую, когда знал в лицо большинство врагов, а иных – так даже по именам, которыми сам же со скуки их наградил, в узкий проход меж халупами трое его новых знакомцев (Бочонок, Дуболом и Гунявый) вытолкнули одного старого и тычками загнали в самую большую землянку. Оруженосец вскинулся, как легавая на вальдшнепа и страдальчески глянул на Савиньяка. - Монсеньор, ну когда мы уже наконец атакуем?
Бледный Гиацинт: Бириссец, сидевший за каменным столом, смерил Марселя взглядом, а потом заговорил на талиг, хотя и с ильным акцентом. Он потребовал у виконта назвать имя и должность, ответить, почему лагерь талигцев так долго стоит на одном месте, и каковы дальнейшие планы их предводителя, Рокэ Алвы. Взамен на честные ответы он обещал Марселю сохранить его жизнь.
Марсель: - И всего-то? - ответил Марсель, выслушав речь седуна. - Твое великодушие, о почтенный начальник, повергает меня в радостный трепет! - Интонацию, с которой были произнесены эти слова, бириссец, при желании, мог истолковать как почтительность. - Однако боюсь, что твои доблестные соглядатаи совершили большую ошибку: им стоило бы доставить сюда не меня, скромного служителя искусства, а кого-нибудь из офицеров, имеющих чин. Я же - вовсе не воин, служба моя заключается в воспевании подвигов нашего вождя, но пока подвигов он не совершает, делать мне в лагере совершенно нечего, вот я и гуляю по окрестностям... Почему лагерь сей стоит так долго на одном месте, я, пожалуй, сказать могу: господам офицерам очень жарко, а в этом месте есть удобный спуск к реке, и можно ходить купаться сколько угодно. Думаю, как только погода переменится и станет попрохладнее, нам велят сниматься и идти дальше, но куда? Этого никто из нас не знает! Нагнувшись вперед, насколько позволяли связанные руки, Валме добавил, доверительно понизив голос: - Великий герцог Алва никого не посвящает в свои замыслы. Близкие к нему люди уверяют, что он и сам зачастую не знает, что предпримет в следующий момент, пока не услышит идущий свыше тайный голос. Им руководят божественные силы, и где уж нам, простым смертным, постичь его думы! Тут виконт грустно вздохнул, опустил голову и сказал извиняющимся тоном: - Прости, почтенный начальник, не гневайся - мне больше нечего тебе поведать! Но все, что ты услышал - истинная правда, клянусь!
Бледный Гиацинт: Ответом на всю тираду виконта был кивок "главного", но не ему, а бириссцам, стоявшим рядом с пленником. Марселя приподняли и нанесли ему несколько сильных ударов, в том числе и по лицу, но так, чтобы он остался в сознании. Никакой возможности сопротивляться ему не оставили. "Начальник" какое-то время смотрел на происходящее избиение, потом сделал жест рукой остановиться и повернуть пленника к нему лицом. - Не надо выдавать ложь за "истинная правда", - посоветовал он, - Мы знаем, кто ты есть. Не писарь и не рифмач ты, а помощник Алвы по особым поручениям. Значит и знаешь ты много, но сказать не хочешь. А умереть хочешь? - спросил бириссец, пронзительно вглядываясь в лицо Марселя, - Если отвечать правду не будешь - умрешь, но не сразу, сначала очень больно будет, - пообещал он.
Марсель: Несколько минут Марсель просто дышал, глубоко дышал - так, чтобы умерить боль и привести мысли в порядок. Больно было уже, и в правдивости обещания седуна сомневаться не приходилось. Оставалось одно - разозлить уродов как можно сильнее, чтобы все кончилось быстро. - Великие воины, - сквозь зубы проговорил он, ответив на взгляд вождя таким же прямым взглядом. - Великие воины бьют впятером одного связанного пленника и горды собой - дальше некуда! Наглядное доказательство вашей хваленой храбрости, что и говорить! По щеке ползли капли крови - видимо, с разбитого лба - и затекали в уголок губ. Марсель помолчал, собираясь с силами. Когда крови набралось достаточно, он сплюнул - так, чтобы попасть как можно ближе к вождю. - Про герцога Алву я сказал тебе правду, - заговорил он снова. - Вот он - воистину великий воин, и замыслы его неисповедимы. Добавлю только, что гордые собою глупцы - его любимая добыча. У моего отца много сыновей, и мой род не прервется, если я уйду. А вот вашим отцам скоро придется туго. Пять к одному - такой будет счет. Если хочешь покуражиться напоследок - давай! Торопись!
Бледный Гиацинт: Марселю удалось разозлить бирисского начальника, да и остальных тоже. - Сэйчас ты пожалеешь, что народился на свет, - сказал он, гневно сверкая темными глазами. С пленниками у бириссцев обходились круто, и виконту, который раззадорил седунов, должно было прийтись очень несладко. Кроме того, прежде, чем отправить его в мир иной, они хотели еще постараться вытряхнуть из Марселя какую-нибудь информацию. И делать это собирались с помощью пыток, после которых виконт в любом случае не выжил бы, но может быть, в процессе, выдал бы что-нибудь ценное, - так думали бириссцы. К пыткам все было подготовлено очень быстро, и вскоре с Марселя уже сорвали рубашку, а на углях накалили металлический прут, который стали прикладывать к его груди.
Марсель: Предусмотрительность - очень полезное свойство. Валме мог убедиться в этом сейчас, когда стало по-настоящему горячо: еще сидя в чулане, он заранее продумал, как себя вести... в худшем случае. Одним людям, когда им больно, легче кричать или ругаться, другим - молчать. Так рассказывал домашний лекарь Валмонов, имевший опыт военной медицины. Марсель решил, что ему больше подойдет молчание: ругаясь, можно невзначай выболтать что-то лишнее. Лучше обойтись без звуков... Теперь оставалось выполнить это решение. Он стиснул зубы, потом прикусил губу, потом все-таки застонал, но тут же его разобрала такая злость на подонков, у которых, судя по сноровке, он явно был не первой жертвой, что терпеть стало как-то легче. "Мне не больно, - твердил он про себя. - Это ненадолго. Мы - быстрее... Я от них уйду... в Рассвет... а этих Савиньяк покрошит в капусту... Обязательно..." Новое прикосновение раскаленного металла - слепящая вспышка боли прерывала поток разорванных мыслей - и снова накатывала спасительная злость. Марсель не знал, долго ли длится пытка. Не знал, что последует за нею. Но ему удавалось молчать, и это тоже немного подбадривало его.
Лионель Савиньяк: - Сейчас, - коротко ответил Лионель оруженосцу и дал знак гвардейцам распределиться между "землянками", после чего и сам ринулся вперед вместе с Колиньяром. Бириссцы дрались ожесточенно, но мало что могли сделать против пуль, впрочем, гвардейцы умели управляться и штыками, и кинжалами. В плен желательно было взять главаря, а он, судя по всему, находился в самой большой землянке, в которую отвели виконта. Савиньяк сходу поспешил туда, и, как видно, вовремя. Валме был избит, его пытали каленым железом до момента, как талигцы ворвались в лагерь, но убить не успели. Бириссцы держали его за волосы, чтобы перерезать горло, но Ли застрелил одного, у другого выбил нож и рявкнул своим: - Ловите начальника! Главарь этого "подразделения" седунов попытался пробраться к выходу.
Эстебан Колиньяр: Эстебан только влетел, толком не осмотрелся, в перьях, бусах и прочих бирисских знаках различия не разбирался, но по глазам как-то сразу же понял, что перед ним - этот самый начальник, а жизнь как бы уже позади. Помимо бешеных глаз, у него был внушительный нож, совершенно звериный оскал и такая почтенная седина, что Эстебан враз проникся к ней уважением и живо убрался с дороги. Ногу только вот не убрал. Почти безотчётно, по закоренелой унарской привычке. И начальство об неё досадно споткнулось. И, взлетев гордым орлом, распласталось нелепою жабой. И надсадно крякнуло, когда Эстебан на него сверху прыгнул и мушкетным прикладом по немытой жилистой шее вломил.
Марсель: Марсель даже не удивился появлению Савиньяка и всей компании - он очень надеялся, что они придут, вот и пришли. Но для человека связанного и основательно подпорченного драка в тесном помещении представляла немалую опасность - свои же могли ненароком затоптать. Поэтому, собравшись с силами (а они еще, на удивление, были), Валме оттолкнулся ногами от тела застреленного седуна, подтянулся как мог и пристроился у земляной стены. Очень хотелось потерять сознание, но со связанными руками это было как-то неудобно. - Эй, друзья, - окликнул он занятых схваткой соотечественников, - отвлекитесь-ка на минутку! На его призыв отозвался адуан - спохватившись, он оставил очередного бириссца, сбитого с ног его могучим кулаком, разрезал веревку, которой были скручены руки Марселя, и дал ему напиться из своей карманной фляги - там была не вода, а приличного качества касера, что оказалось весьма кстати. - Спасибо, друг, - сказал Марсель, досадуя, что голос его звучит хрипло. - Я, увы, в общем веселье поучаствовать не могу... Помогите мне выбраться на свежий воздух. Он даже ухитрился сам подняться, упираясь руками в стену. Адуан осторожно поддержал его. Три шага до выхода Валме проделал довольно успешно. Но снаружи сразу сел на каменистую землю. - Худо вам, - сочувственно покачал головой адуан. - Ну, сейчас разделаемся с этим гнездом ызаргов и мигом вас доставим в лазарет! - Почистите как следует. Я подожду, -сквозь зубы ответил Марсель. Боль, которую он почти перестал чувствовать где-то на середине пытки, возвращалась, и в глазах у него темнело. - Только сапоги... не забудьте поискать сапоги. И платок... Я вовсе не собирался делать им такие подарки... Вот теперь можно было и отдохнуть. Он лег навзничь, раскинув руки, закрыл глаза и провалился в блаженное беспамятство.
Лионель Савиньяк: - Отлично, Колиньяр! - воскликнул Савиньяк, перед этим разрядив второй пистолет в бириссца, рванувшегося то ли на подмогу начальнику, то ли просто к выходу. Впрочем, на выходе оставшихся сбежавших седунов ждала гибель от штыков гвардейцев. Лионель расправился с еще одним и помог Эстебану связать и поднять на ноги начальника, чтобы вывести его из землянки, в которой уже никого не осталось, кроме убитых бириссцев. Виконта увел адуан, и тот теперь лежал в траве, а сам бой уже подходил к концу. Бириссцев было приказано убить всех, кроме главаря.
Эстебан Колиньяр: Вот и закончился, едва лишь начавшись, третий бой грядущего маршала. Но сработано было и в самом деле отлично! Особенно если не принимать ко вниманию, что пока Эстебан с этим брыкливым в барсовой шкуре козлом провозился, его сеньор уложил четверых. После чего помог связать главаря и приторочить к седлу привычного ко всему адуанова мерина. - А вот она, пжалте, ваша обутка! - сам адуан, которого Эстебан с присущим ему оптимизмом считал погибшим, неожиданно вывалился из дальней землянки, победно размахивая виконтскими сапогами, - И утиралка нашлася, я её с портупеей в халяву запхнул! Виконта, пребывавшего явно где-то не с ними, находка как-то совсем не порадовала. В отличие от Эстебана, углядевшего в ней превосходную возможность свалить на падких до чужих сапог седунов и те, что так и остались валяться в гроте. А впрочем - чего мелочиться? - Я же говорил, что все те вещи из лагеря взяли не мы, - сдержанно заметил он Савиньяку, обратив взор к облакам, или даже - к Создателю, которого хоть и нет, но справедливости всё равно искать больше негде. Тоном, ровно ни к чему не обязывающим. Потому что такую вину искупить невозможно. Разве что, может быть, увольнительной. А лучше - тремя.
Марсель: Заслышав бодрый доклад адуана, Марсель приоткрыл глаза - совсем открыть оказалось сложно, последствия удара в лицо уже сказывались, и один глаз быстро заплывал, - и даже слегка приподнялся на локтях, что было отнюдь не просто со свежими ожогами на груди. Если бы рядом не было Колиньяра, виконт позволил бы себе не напрягаться, но... назовите это тщеславием, ребячеством - при этом вздорном мальчишке распускаться ему не хотелось. - Спасибо, но то, что вы "запхали", нужно вынуть, - тихо сказал он (громче голос отчего-то звучать не хотел). - Возьмите у меня в кармане чулки и помогите мне обуться. И еще... вон там, между землянками, круглые зеленые листья... (Это был подорожник, он заметил его по дороге на допрос и вот теперь вспомнил, но название начисто выпало из памяти.) Сорвите и принесите мне... Он снова лег и стал ждать, пока утихнет новый приступ жгучей, пульсирующей боли.
Лионель Савиньяк: Между тем, в деревеньке из живых бириссцев остался только один, пленный главарь, которого теперь следовало отвезти на допрос. - Вещи, да, - согласился с Колиньяром Лионель, не очень вслушиваясь, и махнул рукой гвардейцам, - Обыщите все землянки! Любое оружие, включая ножи, забираем с собой. Сам он стер кровь с собственной шпаги и вбросил ее в ножны, и подошел сперва к виконту, который уже пришел в себя и даже заговорил. - Ну как вы, живы? - спросил Савиньяк Марселя, - Скоро доставим вас в лагерь, к лекарю, потерпите. После этого он сам вернулся в большую "штабную" землянку, чтобы, возможно, отыскать там какие-нибудь документы, карты, записи. Это оказалось тщетным занятием, и Ли скоро вернулся назад, подозвал оруженосца и адуана, чтобы привести лошадь и усадить на нее Валме. Гвардейцы нашли в землянках кое-какие трофеи, в основном, в виде холодного оружия. Теперь можно было возвращаться назад.
Эстебан Колиньяр: - Слушаюсь, монсеньор, - проворчал оруженосец и помог виконту забраться в седло. Валме был изрядно потрёпан, но держался на удивление молодцом. Эстебан посмотрел на него почти с уважением и сразу себя одёрнул. Подумаешь! Он бы тоже так, наверное, смог. Даже наверняка. Даже лучше. - Так кито брать вэщи из лагера? - раз за разом вопрошали доброго молодца злые бириссцы. - Вы, - не моргнув глазом, отвечал Эстебан. - Врёшь! - взревел главарь, свирепея и велел притащить всё для пыток. - Бесполезно, - усмехнулся несгибаемый пленник, - Я оруженосец Савиньяка. - Щито это значить? - не понял главарь. И Эстебан ему объяснил. Ну, вкратце. - Пряжкой?! - ужаснулся воскресший по случаю Дуболом, уронив себе на ногу раскалённые клещи. - Бэз абэда? - потрясённо прошелестел трясущимися губами Бочонок, чья крупная дрожь мгновенно передалась окружающим, даже стенам. А Эстебан выждал, пока стихнет трепетный ропот и огласил свой распорядок дня - начиная с подъёма в шесть утра и заканчивая перечнем новых обязанностей. Когда он замолчал, выбеленные бошки седунов стали ещё седее. Кто-то хлопнулся в обморок. Многие рыдали, как дети. - Как же тонко подобрано всё, что ты ненавидишь! - восхищённо воскликнул главарь, на минуту даже позабыв про акцент, - А мы-то всё по старинке - поганым ножом да калёным железом. Даже чучело это расфранченное пробрать не смогли. - А какие мой сеньор читает нотации, - похвастался Эстебан, - Иной раз - по целому часу. Это как свежевание, только морально, - пояснил он и нещадно продолжил. Ровно, надменно, бесстрастно. Факт за фактом. Не повторяясь и не привирая. Почти. - Его взглядом можно плавить металл, а голосом - забивать гвозди. Его первый оруженосец сбрендил в первый же день, ещё двое сбежали, предпоследний повесился. А я служу под его началом без трёх дней - три месяца. Так что дерзайте, - предложил он главарю и в него плюнул, - Козлы. - Сдаюс, - сокрушённо признал главарь, - Расстрэлять! - приказал он своим. - Паслэднее пажилание? - напоследок спросили у пленника. - Не на рассвете, - небрежно, как кость - собакам, бросил им Эстебан и безразлично отвернулся к стене. И тут же, окликнутый, обернулся. И, пришпорив Гогана, пустился вдогонку за порядком отъехавшим отрядом.
Марсель: Впервые в жизни Валме было все равно, как он выглядит. Или почти все равно - все-таки наличие чулок и сапог его несколько утешало. "Впрочем, благородному кавалеру надлежит выглядеть сообразно обстоятельствам, - мысленно процитировал он поучения своего наставника детских лет. - А я сейчас именно и выгляжу сообразно... Но если бы я мог хотя бы причесаться, было бы куда веселее..." Он думал эту чепуховую мысль, потом стал думать о каких-то других столь же пустяковых вещах - все что угодно, лишь бы не стонать каждый раз, когда накатывала жгучая боль. Как ни странно, мало-помалу ему становилось легче - помогал и легкий, как будто даже прохладный ветерок, веющий от реки. Когда отряд втянулся в лощину, откуда начался его путь в плен, Марсель уже смог разлепить ссохшиеся губы и заговорить. - Шкура, - сказал он адуану, заботливо ехавшему рядом. -Там, в пещере, эта мерзкая тварь. Я хочу шкуру. Это меня утешит. Вы сможете? А то она протухнет... - Сделаем, не волнуйтесь, - заверил адуан. - Только сперва вот довезем вас до лазарета. - Нет. В мою палатку, - твердо сказал Марсель и, сцепив зубы, переждал очередную волну боли. - Там я быстрее выздоровею. Пусть лекарь придет ко мне.
Лионель Савиньяк: Пристанище бириссцев было вычищено, как следует. У землянок и внутри остались валяться только убитые, в назидание другим. Савиньяк был доволен: в собственный лагерь они возвращались с пленным главарем этого небольшого "отряда" седунов, а тот, кого они похитили, был спасен вовремя, до того, как его успели убить или искалечить. В лагере Марселя отвели в его палатку, как он хотел, и Савиньяк срочно отправил туда врача. Затем ему не терпелось заняться допросом пленного, но сначала Лионель подошел к своему оруженосцу. - Вы действительно молодец, Колиньяр, - сказал он, - Благодаря вам мы успели спасти Валме и поймали одного из командиров седунов. Я заметил, что вы не дали ему уйти при попытке бежать. Пожалуй, с вас стоит снять все взыскания за ваши утренние художества.
Эстебан Колиньяр: С возвращением на стоянку мир стал сер, а триумфальное настроение сделалось хуже, чем будничным. В лагере было шумно и небезопасно: Вейзель учил туземцев обращаться с гранатами. Представление только началось, а Эстебан так рассчитывал хотя бы сегодня его пропустить. - Не стоит благодарности, - буркнул он вслед и не подумавшему благодарить виконту, - Вы ведь тоже спасли мне жизнь. Так что шкура по праву ваша, а если у меня когда-нибудь будет подагра - назову её в вашу честь! Отправляться в лазарет Валме отчего-то не пожелал. Хотя там собралось лучшее, что есть в армии, общество. За исключением главного - Эстебана. Который хотел в лазарет, а попал в очередную передрягу. За которую с него наверняка ещё спросят по полной - Савиньяк, он вообще ничего наполовину не делает. Оставалось только надеяться, что генерал займётся сначала пленным. Но надежды мало - нужна уверенность. Эстебан шагнул к валявшемуся мордой в землю бириссцу и пошевелил его носком сапога. - Я твою маму топталь, я твою папу вертель... - тускло заныл трофей, всю дорогу фонтанировавший ядрёной экзотической бранью. Видимо, выдохся. И Савиньяк, не обратив на него никакого внимания, подошёл к Эстебану. И второй раз за день крепко его удивил. - Служу Талигу! - гордо отчеканил оруженосец, всё ещё не веря такой удаче, - То есть... на сегодня я могу быть свободен?
Лионель Савиньяк: - Можете, - согласно кивнул Лионель, - Но только после того, как похищенные вещи из грота будут возвращены их владельцам. Вот этим займитесь сначала, а потом - отдыхайте. После этого Савиньяк подозвал гвардейцев и приказал им увести пленного для допроса, и сам последовал за ними.
Эстебан Колиньяр: - Но почему это должен делать я, если их украли бириссцы? - попытал судьбу будущий маршал. - А стены крамолой, значит, тоже они исписали? Или выдры? - отозвалась судьба голосом Савиньяка, - Знаете что, ступайте-ка вы сейчас на учения, оттуда без ужина в караул, а после без отдыха в ночной дозор, - и припечатала совсем уже страшно, - С адуанами! Ввиду чего Эстебан решил её всё же не искушать и со присные отправился куда велено, прикидывая заодно, что бы сотворить с крысьей шкурой, раз уж его туда командировали. За своё спасение он сполна расквитался, оставалось погасить пару старых долгов. Что, в общем-то, не горело, а тихо тлело, пока болван Горуа не доложил, что обнаружил в виконтской палатке тетрадку, а в ней - целиком посвящённую ему, Эстебану, поэму. Из того, что он сумел продекламировать, будущий маршал понял, что Валме будет последним, кому он доверит своё полководческое жизнеописание. - Нельзя оставлять такой талант без награды, - наставительно сказал он вассалам, от которых тут же поступило предложение явить ему в качестве таковой небо в алмазах. Ведь ничто так не способствует поэтическому вдохновению, как всенощное созерцание мерцающих звёзд сквозь узкое оконце офицерского нужника. - Нарианский лист, - одобрительно кивнул Эстебан, - Старо, как мир и столь же прекрасно. Но у него, как всегда, возникла идея получше. Нечто действительно грандиозное, что мгновенно поднимет болезного на ноги, а лагерь - на уши. Подготовка займёт ориентировочно часа три, осуществление - считанные минуты, после чего у благородных мстителей будет ещё около часа на то, чтобы реабилитироваться, совершив какой-нибудь подвиг.
Марсель: Марсель и раньше слыхал отзывы сослуживцев о том, что полковой лекарь - человек умелый и знающий. Сейчас он смог убедиться в этом на собственном опыте. Узнав от посланного к нему солдата, что именно случилось с виконтом, лекарь сразу же захватил все необходимое, и вскоре нанесенная на обожженную кожу мазь принесла Марселю заметное облегчение. - Повязку я накладывать не буду, - объяснил лекарь, - при ожогах очень важно. чтобы кожа дышала свободно. Вечером зайду и повторю процедуру. Вам повезло - ожоги серьезные, но не обширные, и вас выручили как раз вовремя - общего воспаления наверняка удастся избежать. Но при условии! - он предостерегающе поднял вверх палец. - Каком? - вяло поинтересовался Марсель. - Лежать! - потребовал лекарь. - Не покидать постели, разве что по нужде. И пить все лекарства, которые я пропишу. Обещаете? - Вы пользуетесь моим беспомощным положением, - усмехнулся Валме. - Если ваши снадобья окажутся столь же быстродействующими, как мазь - готов пить даже горькое и соленое! - Всего лишь с кислинкой, - утешил его лекарь. - Ожоги плохи не только сами по себе, но и из-за боли, которую они вызывают - больной тратит много сил на преодоление боли и слабеет, а это может привести к осложнениям. Потому я сейчас напою вас отваром, который позволит вам заснуть, и утром вы будете уже на полпути к выздоровлению! Он вытащил из своей объемистой сумки бутылочку темного стекла, отсчитал сорок капель горьковато пахнущей жидкости в кружку, долил водой и, приподняв одной рукой голову пациента, другой поднес кружку к его губам. Марсель выпил, сам опустился на подушку и сразу почувствовал, что веки его слипаются. - Спасибо, - медленно выговорил он, и через минуту уже спал. Лекарь удовлетворенно покивал головой, оставил на раскладном столике горшочек с мазью и пошел докладывать Савиньяку, что Валме через несколько дней будет уже на ногах.
Эстебан Колиньяр: Вечерело. Прохладный от реки ветерок игриво трепал серебристый ковыль, лохмотья бакранов и седины дремавшего в собственном кресле полковника Брейнса. Старик не знал, откуда оно взялось и куда подевалась заменявшая его пороховая бочка. Но отнёсся к этому философски: приходит одно - пропадает другое. Солнце, повинуясь тому же закону, ушло. Звёзды и комары - появились. Постепенно, одна за другой, гасли в палатках свечи. Ветер стих, в душистой траве звенели цикады, в бархатном небе - ни облачка. Расположившиеся близ лагеря адуаны своеобычно жарили на дозорном костре какую-то тварь и лопали прямо из котелка пахучее хрючево. - Хорофо, вабу его фоловей! - роняя из пасти куски, порадовался жизни давешний следопыт и подкинул в огонь пару свежих полешек. Пламя весело пыхнуло, жадно вгрызаясь в подачку, а потом вдруг взбесилось, положив конец этой приторной пасторали. ШАРАХ!!! - выпалило оно, расшвыряв всё, что в него набросали и, красиво взмыв ввысь, обернулось чёрным клубящимся куполом. Котелок опрокинулся, хрючево выплеснулось, крысиная тушка жестоко обуглилась. Пронзившая адуанов скорбь, переполнив сердца, хлынула в очарованный мир. Матерились на чём свет стоит. Обещали оторвать бошки, руки, ноги и что-то ещё, заглушённое взрывом хохота четырёх крепких глоток. - Бежим! - оторжавшись, скомандовал Эстебан, когда в их сторону бросились сразу семеро, с явным намерением выполнить обещания. И они, регоча и толкаясь, погнали в лагерь, который дальше мог спать спокойно. Даже, кошки с ним, гадский виконт. Так постановил командир, поостыв, посчитавший, что бить лежачего недостойно рыцарей духа. Да и Савиньяк ещё не вполне от утренней "лихорадки" оправился. И вцелом вёл себя сегодня примерно, поэтому тоже заслужил увольнительную. В виду чего Нечто Действительно Грандиозное было решено отложить, а чтобы вольный вечер не прошёл совсем зря - увенчать его хоть скромным салютом.
Лионель Савиньяк: Оруженосец Савиньяка оставался верен себе и своей дурости. Ли это осознал окончательно, когда к позднему вечеру в лагере прозвучал взрыв, и едва все схватились за оружие, предположив, что это бириссцы решили незамедлительно мстить за своих, а может и пытаться освободить своего начальника, который валялся связанный в отключке, так толком ничего и не рассказав, как по всему лагерю стали носиться адуаны с вытаращенными глазами и остатками своего взорвавшегося на костре ужина на лицах и одежде. Носились они, конечно, в попытке отловить обидчиков, но Колиньяр и компания были явно шустрее. Впрочем, порядок в лагере был наведен быстро, как и сам Колиньяр был отловлен Лионелем за ухо и за него же отведен в палатку для очередного разноса. Ли тоже оставался верен себе. Сначала он отчитал Эстебана в тысяча первый по счету раз, затем приказал отмотать несколько кругов вокруг лагеря в полном обмундировании, а пострадавших адуанов расставил следить за тем, чтобы Колиньяр не переходил на шаг. Юноша был изрядно вынослив, если после боевых операций на жаре вечером ему еще хотелось хулиганить. Что ж, стало быть, будет избавляться от избытка сил и дури таким образом, каждый вечер, а может и утро. Этого Савиньяк еще не решил. По отношению к своему подопечному он испытывал смешанные чувства. Если бы Колиньяр не проявлял себя на боевых заданиях с отвагой, смелостью и способностью стратегически мыслить и действовать, в основном принимая верные решения и осуществляя их без страха, но и без особой глупости, Лионель давно бы отправил его продолжать свои идиотские шалости домой, под присмотр папеньки и лакеев. Но в бою, в разведке и прочее, юноша проявлял себя толково. В лагере продолжал дурить, и никакие взыскания не помогали, а если и помогали, то ненадолго. Несмотря на это, Ли все равно ловил себя на ощущении некого своего несостоявшегося пока отцовства по отношению к Колиньяру. Эстебан был сложной задачей, гораздо сложнее, чем Арно, который выкаблучивался изредка, по сравнению с оруженосцем, но Лионель любил сложные задачи и не собирался отступать. - Еще два круга, Колиньяр! - приказал он, когда юноша очередной раз пробегал мимо него, - И поторопитесь, завтра ранний подъем!
Эстебан Колиньяр: Была полночь или где-то около, когда некая страшная сила, не числом, но в плане топота и ржания многократно превосходящая бирисскую конную лапу, безудержным вихрем ворвалась в лагерь и, едва не срывая за собою палатки, по нему стремглав понеслась. Но - отставить тревогу, горнист! Труби туш, чествуя неразгромимого маршала, вернувшегося с лёгким сердцем, на быстрых ногах, как обычно - с летучим своим эскадроном и очередной пусть и маленькой, но очень громкой победой. Его всё ещё преследовали изобиженные адуаны, но маршал был ловок, неутомим и способен уходить от погонь бесконечно. Пока на пути не возник Савиньяк. Он внезапно выпал из сумрака, посмотрел стальными глазами и эскадрон, подобно вспугнутым кожанам, разлетелся. А маршал - остался. Ибо был беспримерно отважен и очень привязан к своему уху. И теперь снова бежал. По кругу. На плече - мушкет, на другом - язык, за спиной - гружёный походный ранец и ликующий гогот рустикальных кретинов. Пробежав в пятый раз мимо своего сеньора, Эстебан успел окончательно убедиться, насколько разное у них с крысоедами чувство юмора, ознакомиться с прикладной фортификацией, неслабо об неё впотьмах приложившись, побывать за краем земли, угодив в оборонительный ров, взмокнуть как мышь, устать как собака и прийти к выводу, что стоять в карауле - очень даже приятное времяпровождение. Но даже последних два круга не заставили его усомниться в верности выбора карьеры военного. Жажда подвигов, впрочем, тоже никуда не пропала, боевой дух и воля к победам были всё так же крепки, но сил осталось ровно на то, чтобы, дотащась кое-как до палатки, отжаться, упасть и уснуть. Эпизод завершен
полная версия страницы