Форум » Когда-нибудь, однажды... » "Будни военного лагеря", Вараста, 24 Летних Скал, 398 к.С. » Ответить
"Будни военного лагеря", Вараста, 24 Летних Скал, 398 к.С.
Лионель Савиньяк: Действующие лица: Лионель Савиньяк Эстебан Колиньяр Марсель Валме Константин Манрик
Ответов - 94, стр:
1 2 3 4 All
Лионель Савиньяк: После событий с трибуналом прошло несколько дней, и жизнь в военном лагере вошла в обычную колею. Из "развлечений" пока были ежедневные тренировки и ежевечерние доклады командиров. Но Лионелю не было скучно. Он помнил об отвественности, которая лежала на его плечах, а также о своем оруженосце и обещании, что было дано им на трибунале Вейзелю. Впрочем, гораздо важнее было, что это обещание Савиньяк дал себе сам. И потому скурпулезно выполнял. Вот и сегодня, сперва подъем в шесть утра, потом команда "Подъем!", бодрым голосом адресованная Колиньяру, который еще дремал в своей койке под одеялом.
Эстебан Колиньяр: Прошло три дня со Страшного Трибунала, расколовшего эстебанову жизнь на беззаботное "до" и безотрадное "после". С тех пор он жутко повзрослел и многое понял. Например, почему расстреливают всегда на рассвете. Да потому что кому захочется жить в шесть утра! А ещё, что в природе нет явления громче и неприятнее, чем бодрый поутру Савиньяк. Он был хуже горна. И на час его раньше. И куда затейливее. Особенно по части придумывания поручений. И это помимо так званых "тренировок в стрельбе", на которые Эстебан ходил как на каторгу, а остальные – как на представление. Особенно адуаны, денщики и прочая лагерная шелупонь, получившая возможность отыграться на любимце судьбы за то, что та сдала им паршивые карты. А ещё – что дальше так продолжаться не может. Заснув вчера с этой мыслью, Эстебан проснулся с готовым решением: лихорадка. Это же всё равно, что недельная увольнительная - спишь до обеда, ешь до отвала и никаких взысканий, тренировок и поручений! Правда, для начала придётся попотеть. А ещё – покашлять и, пожалуй, побредить. С первым Колиньяр справился на ура – стоило просто представить, что будет, если план спасения провалится, как его бросило в пот и даже слегка зазнобило. За кашлем и бредом тоже дело не стало. - Маршал Эпинэ? – радостно отозвался оруженосец и отсалютовал, не вставая, - Премного счастлив видеть Вашу Светлость! Извините, что одет не по форме. Не могу спать в мундире, мои ордена мне мешают, - задушевно посетовал он и зашёлся надрывным кашлем, - А отчего вы так смотрите, ужель не признали? Пятый год, битва при Марагоне! Я состоял у вас в кавалерии, - бред получался отменный, но какой-то уж слишком связный, поэтому Эстебан снова прервался на кашель и продолжил уже неожиданно, - Конём. Верный был, боевой... Дышал огнём, косил лиловым глазом... Траву, вражьи головы... Всё подряд косил, без разбору. И ужас смертный нёс врагу!
Лионель Савиньяк: - Причем тут Эпинэ? - не понял Лионель и всмотрелся в лицо своего оруженосца. Вид был сносный, только что со сна взъерошенный, но на лбу и висках у него проступили капельки пота. - В чем дело, Колиньяр? - спросил Ли, - Вы заболели, рехнулись, или вздумали симулировать? Встаньте, когда с вами разговаривают, и отвечайте.
Эстебан Колиньяр: При слове "симулировать", голова Эстебана сделалась такой мокрой, словно на неё обрушились сразу три лихорадки и впридачу – чума. И глаза стали совершенно чумными. А мысли – какими-то лихорадочными. - Лежать!!! – скомандовал он своим ногам, уже готовым подчиниться приказу. Лихорадочные бредят лёжа, в этом Эстебан был практически абсолютно уверен. Не даром же говорят – "провалялся в бреду". Стоя бредят, наверно, только рехнувшиеся. А бредить, стоя перед Савиньяком, не отважился бы даже самый отчаянный из буйно-помешанных. Поэтому Эстебан остался лежать. И снова закашлялся. Потому что бред без кашля – верный признак больного ума и прямая дорога в Дом скорби, куда Эстебану определённо не надо. - Отвечать? – как-то тоже совсем очумело переспросил он, - Но... я же отвечал на прошлом уроке! Сдаётся, вы ко мне придираетесь - здесь двадцать унаров, а спрашивают всегда только меня!
Лионель Савиньяк: Оруженосец принялся как-то странно кашлять и понес совсем ахинею. Дальше Савиньяк уже слушать не стал. Пусть разбирается врач, куда его отправлять, на комиссование в Дом скорби, домой под присмотр лакеев папочки, или в палатку военного госпиталя. А то и под стражу, если вздумал ломать комедию с притворством. С Колиньяра станется. Ли вышел, чтобы скоро вернуться назад с военным врачом. Хорошо, хоть сейчас в лагере нет тяжело раненых, и не так совестно его отвлекать от работы. А работы у эскулапа и вовсе не оказалось. Лазарет пустовал.
Эстебан Колиньяр: Напрасно Эстебан так переживал! Савиньяк оказался на редкость внимательным и тактичным слушателем. Правда, как-то очень быстро ушёл. Видимо, заразиться боялся. Зашедшего вскоре после него денщика Колиньяр с порога огорошил известием, что он волей богов миродержавный кан Холты, а палатка - это его золотой отныне шатёр. Требовал халвы, одалисок и любимую крокодилицу Набабуку. На что денщик бросил тазик для бритья и сбежал, не дослушав про крокодилицу. Явно не за одалисками. Миродержавный метнул вслед трусливому челядину сапог, откинулся на подушку и, репетируя лёгкое забытьё, случайно заснул.
Лионель Савиньяк: По дороге назад Савиньяка с врачом чуть не сбил с ног денщик, который рванулся из палатки так, будто за ним все кошки во главе с Леворуким гнались. Ли успел его подхватить за плечи, поставить прямо и вопросить, что случилось. Тот сбивчиво рассказал про крокодилицу с одалисками и был отпущен. Врач покачал головой, мол, здесь помешательство или притворство, одно из двух. Это предстояло выяснить. В палатке Колиньяр спал в своей койке сном младенца. И кажется, даже улыбался. - Встать! - рявкнул Лионель, которому уже стала ясна суть утренних Эпинэ с конями и последующих крокодилиц.
Эстебан Колиньяр: Воин мирно спал. Ему снились далёкие земли и золотой парчи шатры, полные готовых на всё одалисок. А когда на него неожиданно рявкнули - вскочил раньше, чем успел что-то сообразить. Улыбчивый ото сна, Колиньяр не был готов к подобным сюрпризам. - Чтакое?! Тревога?! – заполошно выкрикнул он и, спохватясь, тут же её затрубил в выхваченную у врача слушательную трубку. Скепсис на лице похмельного эскулапа сменился негодованием. Смотреть на Савиньяка было и вовсе страшно. Эстебан смекнул, что избрал неверную тактику и, покашляв, пожаловался на докучливых урготтских принцесс, ворующих у него сапоги, чтобы спать с ними в обнимку. Правда, как-то уже совсем неуверенно.
Лионель Савиньяк: - Осмотрите его, если это возможно, - кисло проговорил Савиньяк врачу. Смотреть, как оруженосец продолжает сходить с ума, но не в прямом, а переносном значении, не было желания. Ли вышел из палатки и встал в ее тени, хмуро наблюдая за тем, как просыпается лагерь. От выходок Колиньяра он все-таки порядком подустал. А в то, что тот действительно рехнулся, не верил. Ничего такого особенного он с парнем не делал, чтобы довести до помешательства.
Эстебан Колиньяр: Эстебан достойно выдержал испытание: безошибочно, всякий раз - невпопад, отвечал даже на самые каверзные вопросы, убедительно бредил на трёх языках, иной раз - одновременно, клялся в вечной любви опорной стойке, искашлялся до хрипоты, а на десятой минуте допроса впал в совершеннейшее беспамятство, как бы прозрачно намекнув эскулапу, что пора закругляться и можно уже прямо так, вместе с койкой, уносить его в лазарет. Но врач оказался дундук и неуч, не постеснявшийся напоследок у практически смертного одра заявить, что полагает недужного симулянтом. Причём, норовящим сойти за помешанного! - Это была лихорадка! – возмущённо возразил Колиньяр и, сорвавшись с койки, бросился одеваться, дабы встретить свою наверняка ужасную участь как надлежит настоящему воину - стоя и при параде.
Лионель Савиньяк: Лионель выслушал врача, когда тот вышел из палатки, извинился перед ним за неоправданное беспокойство, помрачнел еще сильнее и вошел. Колиньяр уже оделся и, вроде как, даже заправил свою койку сам. Савиньяк подошел и сел на край его походного одеяла. - Оруженосец, - начал он, - Вы мне можете объяснить, что это было за утреннее представление и зачем? Я обещаю, что не буду вас наказывать, если вы мне объясните - что все это значит? Только без вранья. Врач мне сказал, что вы здоровы, так что не пытайтесь снова дурить.
Эстебан Колиньяр: Колиньяр был стреляный воробей. И полагал, что после решения отдать под трибунал собственного оруженосца с последующим выступлением в его же защиту, Савиньяк вряд ли способен чем-нибудь его удивить. Однако не угадал. Поэтому прежде, чем ответить сеньору, Эстебан довольно долго на него изумлённо таращился. - Это была лихорадка, - осторожно проговорил он и, испытующе глянув на Савиньяка, продолжил уже уверенней, - В смысле, я пытался её симулировать. С целью сыграть в лазарет. Чтобы не участвовать в дневном представлении – с бакранами и мушкетами.
Лионель Савиньяк: - Симулировать, значит, - Ли усмехнулся, - А я подумал, что вы помешались. Что за ребячество, Колиньяр? Притворюсь утром больным, чтобы не отвечать ментору не выученный урок? Никогда не понимал, какой в этом смысл. К слову, я наблюдаю за вашими занятиями с мушкетом, и с каждым днем у вас получается все лучше. Упорство, оруженосец, и терпение. Это немаловажные вещи на пути к победе в этой войне, к которой, я надеюсь, вы стремитесь, как и все. А за симулирование недуга вам известно, что полагается по уставу? Савиньяк сурово посмотрел на Эстебана.
Эстебан Колиньяр: - Расстрел? – понурясь, предположил Эстебан, - По уставу он полагается почти за всё, что не по уставу.
Лионель Савиньяк: - До этого, надеюсь, не дойдет, - ответил Ли, - Значит так, Колиньяр... У вас есть только два варианта. Первый: оставаться дальше моим оруженосцем. А это значит, делать то, что вам не нравится. Рано вставать, выполнять мои поручения, тренироваться, заниматься стрельбой с местными до конца срока, установленного судом, воевать и вернуться домой с победой. Не отлынивать от своих обязанностей. Сегодня вы не будете наказаны за честность, как и я обещал, но в другой раз такой номер не пройдет. Второй вариант: вернуться домой к отцу. Это все, - добавил Савиньяк. - Не отвечайте сразу, обдумайте ваше решение. Времени на раздумье даю вам полдня. Считайте, что у вас увольнительная, но не уходите далеко от лагеря - это опасно. Потом отыщете меня сами и доложите, что решили. А сейчас ступайте на завтрак, раз вы уже одеты.
Эстебан Колиньяр: - Слушаюсь, господин генерал! – поспешно выпалил Колиньяр и, раз он уже одет, отправился завтракать. Даром, что в одном сапоге. Для человека, только что чудом избежавшего чего-то, вплоть до расстрела, ужасного, это нормальная форма одежды. А Савиньяк мало того, что отпустил его с миром, так ещё даровал на полдня полную свободу. В том числе выбора, по-отечески у своего оруженосца спросив – желает тот умереть немедленно или изволит сначала помучиться. Другими словами, но смысл приблизительно тот же. И кто сказал, что его сеньор – сатрап? Это такой же вздор, как то, что слухи по военному лагерю разносятся даже быстрее, чем дворцовыми коридорами. Военные – люди суровые и молчаливые, им это чуждо. А то, что уже второй подряд встречный адуан поприветствовал Эстебана витиеватым восточным поклоном, а на прощание – по-конски ему в спину заржал, не иначе, как удивительное совпадение.
Северин Заль: Северин проснулся поздно. Полковник Брейнс почему-то не поднял его,как обычно. Причиной тому было ночное происшествие. Ничего особенного, просто пустяк - тем более в военном лагере. Ночью Северину приснился кошмар - и он разбудил сеньора, не нарочно, разумеется. Потом долго бродил по лагерю, притихшему под утро, потом пытался согреться. И, ополовинив фляжку с касерой, предварительно найденную в палатке в запасах полковника, уснул. Самого Брейнса не было, и его оруженосец, пользуясь этим, пошел разыскивать друзей. Он думал - стоит пересказывать им страшный сон или нет. Наткнувшись на Эстебана, пришел к выводу, что сон - всего лишь сон и не стоит внимания будущего Великого Полководца. - А где сапог? - вместо приветствия спросил он приятеля.
Марсель: Виконт Валме кошмаров во сне не видел, спал крепко, и проснулся не то чтобы спозаранок, но намного раньше, чем мог бы. Живя среди военных, он не считал правильным слишком нежиться, даже когда не в кого было стрелять и некуда нестись верхом на коне со шпагой наголо. "А то ведь и отвыкнуть можно, - думал он, самостоятельно расчесывая свои кудри, давно уж забывшие о завивке. - И снова захочется кружевных воротничков и завтрака в постель..." Марсель и сам удивлялся такому своему настроению, но это была чистая правда - походная жизнь нравилась ему все больше. В ней было что-то... настоящее. Точнее виконт объяснить это пока не мог. Приведя волосы в относительный порядок и перевязав их черной лентой, Валме оделся, натянул сапоги и вышел полюбоваться утренним солнышком, а заодно и выяснить, чьи голоса его сейчас разбудили. Ответ он получил сразу же: в пяти шагах от его палатки милый юноша Северин беседовал с несколько менее милым юношей Эстебаном, который в дополнение к надутой и недовольной физиономии щеголял отчего-то в одном сапоге. - Как интересно, - со светской улыбкой протянул виконт. - Колиньяр, признавайтесь: это вы создаете новую моду или проиграли половину своей обуви в карты?
Северин Заль: - Доброе утро, виконт, - ответил Северин, взглянув на Марселя честными до безобразия глазами. - Интересный здесь климат, вы не находите? Днем жара,как в Закате, а под утро становится нестерпимо холодно. И Северин улыбнулся, всем видом выражая почтение к вышестоящему офицерскому составу вообще и отдельному его представителю виконту Валме в частности.
Эстебан Колиньяр: Колиньяр обстоятельно объяснил своему очень кстати подвернувшемуся адъютанту, где сапог и распорядился срочно его доставить в секретный полевой штаб, а заодно – подать туда завтрак и мобилизовать остальную дружину. Как вдруг на птичьем лице Северина нарисовалось такое паточное подобострастие, что будущий маршал понял: позади настоящий как минимум генерал. И похолодел. Военные – люди суровые и не особенно суеверные, но даже они знают, что нет приметы дурнее, чем, рассекая по лагерю в одном сапоге, повстречать генерала. Особенно, если ты у них давно на примете. Но это оказался всего лишь Валме. - Видите ли, - изо всех сил любезно отозвался Эстебан, - я поспорил с бароном, что здесь все настолько заняты своими обязанностями, что никто даже не заметит. Но, увы – только что проиграл.
Марсель: - Должен признать, Колиньяр, что вы исключительно изобретательны в отношении способов, как привлечь к себе внимание, а не наоборот, - усмехнулся Марсель. - Правда, я в данный момент никакими обязанностями не занят, но, боюсь, все, кто проходил мимо вас, отлично сумели сопоставить количество ваших ног и обуви. И что же вы проспорили барону, позвольте полюбопытствовать? Виконт с интересом посмотрел на Северина - парнишка производил впечатление честности и простодушия, и трудно было представить, что бы он мог потребовать от своего приятеля, особенно если учесть, что Эстебан верховодил в компании юнцов. - Что же касается погоды, юноша, то такое свойство здешнего климата, насколько я помню из уроков своего ментора, объясняется близостью гор. Значит, вы решили прогуляться с утра, пока прохлада и жара еще уравновешивают друг друга?
Северин Заль: - Э-э-э, да, пока не жарко, - Северин изобразил еще одну улыбку для Валме, подмигнул Эстебану и скрылся. После, направляясь в "штаб" у реки, он думал, что главнокомандующий Колиньяр влепит ему по-первое число. Но - что поделать, раз в палатке его дождался полковник, заставил сперва выслушать мораль, потом перечерчивать карту. Хорошо, хоть не долго просидел рядом - ушел, наверняка к Вейзелю. На оруженосца-разгильдяя жаловаться. Сапог нашелся тоже не сразу. А завтрак добыть и вовсе было заданием, связанным с риском для жизни. Но главное - чтобы Валме не увидел,как барон Заль прогуливается возле его палатки. К счастью, виконту на глаза не попался, и даже сумел раздобыть вино - совсем немного, правда, но и этого хватит.
Константин Манрик: Виконт Манро стремительно распахнул глаза и уставился в палатку. Сладостно потянулся, улыбнулся и повернулся на другой бок. А потом стремительно вскочил. Да так стремительно, что не поднялся, а упал. С койки. И прокатился еще немного по инерции. Манрик поднялся с пола и в ужасе повертел головой во все стороны. Что такое?! Как же так?! Почему НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ? Манрик задумчиво потер лоб и кинулся к выходу. Почему так тихо? Почему его не разбудили? Почему Колиньяр не подкладывает Валме тараканов/жуков/змей, а Манрик ему их не подает с заботливостью престарелой мамочки? Или Колиньяр как раз все это делает и, может быть, сразу, а Манрика никто не позвал?! Или... Нет, Создатель, нет! Пока в конь спал, на них напали бириссцы, всех вырезали и увезли в рабство, а Константина чудом не заметили, завалившегося в щель между койкой и палаткой?! Манрик всплеснул руками, схватил штаны, натянул их, пока прыгал до выхода , и выбежал из палатки. Так и объявился Манрик средь бела дня в середине военного лагере, растрепанный, взлохмаченный, с рубашкой навыпуск, глазами на выкате и босиком. - Колиньяр... Видный такой, рослый детина. И щупленький, убогий парнишка за ним таскается, Залем звать. Не видел никто?.. - бормотал себе под нос и под руку солдатам Манрик, наворачивающий круги по лагерю. А потом вдруг взял да разозлился. Он! Правая рука начальства! А это самое начальство наверняка где-то развлекается, а Манрика не позвали! Константин весь собрался, приосанился и с праведным гневом стал распахивать палатки и заглядывать в разные углы. Пока не прибежал к реке, сверкая глазами и все так же без сапог. Обоих.
Эстебан Колиньяр: Ответить виконту Колиньяр, к сожалению, не успел - вдали забрезжило очередное, в лице Вейзеля, дисциплинарное взыскание, и он был вынужден срочно отбыть в полевой Штаб. Который до этого был скальным гротом и чьим-то домом. Его бывший, кем бы он ни был, хозяин был ужасно застенчив и заботлив как мать – на глаза никогда не показывался, но исправно таскал к Штабу свежую падаль. Благодарное офицерство не раз пыталось с ружьями по горячим следам его отыскать, но они всегда вели к речке и в ней терялись. К моменту, когда в Штабе с сапогом и завтраком появился барон, там почти все были в сборе, а Эстебан был уже сыт по горло. Особенно – сапогами. У него их к тому времени было четыре, все – на левую ногу, а один даже, кажется, генеральский. То ли потому, что Эстебан не достаточно хорошо объяснял, то ли оттого, что вокруг одни идиоты. Когда Заль гордо вручил ему пятый левый сапог – Маршал был склонен думать второе и говорить то, что думает. Но высказаться не успел, потому что в Штаб влетел Манрик. Он был бос, расхристан и похож на того древнебордонского бочкового философа, что днём с огнём искал Человека. И смотрел так, как будто вот, наконец-то, его нашёл и собирался зверски убить. И стал первым, кто не стал задавать никаких по поводу сапога идиотских вопросов, а сразу спросил – что за дела?! Поэтому Эстебан тоже не стал ни о чём его спрашивать, а, откупорив кэнналийское, перешёл сразу к делу. - Эскадрон! – торжественно начал он, - Предлагаю не чокаясь выпить за господина, благодаря которому мы собрались здесь и сейчас, а не в полночь в офицерском собрании, как раньше. И последнее время стали собираться всё реже. Имя ему - козёл, фамилия – Валме. И я полагаю, что пришло время каким-то образом его отблагодарить, - и, немного подумав, добавил, - Готов выслушать любые предложения.
Северин Заль: Северин сперва думал, что главнокомандующий Колиньяр будет недоволен общим числом ненужной обуви. Но когда увидел Манрика, то уставился на него,как на чудо заморское. В самом деле, виконт в полевых условиях совсем одичал. А ведь в столице ходил - франт франтом. Вот что война с людьми делает. Но когда будущий Первый маршал а нынешний оруженосец Савиньяка сказал, что готов выслушать любые предложения, барон решил: все, настал его звездный час. Не зря он околачивался у палатки козла по фамилии Валме, ежеминутно рискуя без того не идеальной репутацией. - Предлагаю следующее, - сказал Северин, глядя то на Эстебана, то на Константина. - Наловить в степи ызаргов побольше и запустить в палатку к Валме. А чтобы они не разбежались раньше времени, притащить туда вот это, - и он указал на недавно убитое неизвестное животное, валяющееся в полевом штабе, который, как известно, был скальным гротом. - Виконту Валме нечем заняться, - продолжал он с улыбкой абсолютно счастливого человека, - а так у него прибавится дел. Надо будет ызаргов ловить, кормить, пить... то есть поить. А если они не доедят вот это, то оно еще и завоняет. Виконт будет просто в восторге. Только я это, в смысле, дохлятину, не понесу, - сразу выпалил Заль, проворно собирая сапоги, - я вот лучше обувью займусь. Так что, виконт Манро, полагаю, это по вашей части. И быстро отступил за спину Колиньяра - так лучше думалось. Вообще рядом с боевым командиром было спокойно и безопасно.
Эстебан Колиньяр: Маршал обратился к дружине, потому что идиотские идеи порой оказываются наиболее эффективными. Но Заль в этот раз превзошёл сам себя, а выступивший следом Горуа – так, пожалуй, даже его, предложив сообщить виконту, что его срочно вызывают на военный совет: "представляете, каким он будет выглядеть ужасным болваном, когда ни с того, ни с сего туда прибежит!" Горуа был вообще без проблесков, но его идея Эстебану внезапно понравилась. Он задумчиво уставился в сводчатый потолок и представил... закрытое командирское собрание. Где суровое старшее офицерство, склонясь над секретными картами, как всегда в это время держало тайный совет. - У меня Триада, господа! – бросив карты на стол, торжествующе объявит Брейнс. - Вообще-то мы играем в тонто, - устало напомнит старому дураку Савиньяк. И в этот миг в собрание ворвётся весь в мыле счастливый Валме. - Скандал, господа!!! – страшно пуча глаза, завопит он, - Позор на весь полк!!! Дуэль! До смерти! В военное время! - Кто? Где? Когда? – всполошатся отцы-командиры. - В лихую годину, когда над отчизной кружит вороньё и сгустились чёрные тучи, когда судьба родины на волоске и каждая жизнь на счету, когда... - Короче, - зевнёт Шеманталь. - Колиньяр, у чёрной скалы, в настоящий момент! – бодрой скороговоркой доложит виконт. - Убью, - мрачно пообещает Савиньяк. - На рассвете? - На месте! И вот, радостный Валме вприпрыжку ведёт командиров к чёрной скале. А там – действительно Колиньяр. Сошёлся в жестокой сече с корнетом Манро. На шпагах. С защитными колпачками. - Что случилось?! – удивится Константин. И глаза у него будут такими голубыми, что сразу всем станет ясно - здесь что-то нечисто. Поэтому лучше, пускай это будет Северин - на глупом лице честные глаза смотрятся убедительнее. - Колиньяр, объяснитесь, - дежурно потребует Савиньяк, - Что здесь происходит? И Колиньяр объяснится. - Вы дали мне полдня на раздумье, - скажет он. - Я справился за секунду. А оставшееся время решил потратить с толком, посвятив его тренировкам. - Молодец, - в свою очередь удивится Савиньяк. И настанет черёд объясняться виконту. - Н-но... я же собственными ушами слышал, как эти молодчики обсуждали... - потея и заикаясь, заблеет он. - Молчать! - взревёт обычно невозмутимый Вейзель, которому, когда ворвался Валме, как раз карта пёрла, - Вам, что ли, действительно больше нечем заняться, кроме как оговаривать младших офицеров и отвлекать старших от дел своими всякими глупостями? – и может быть даже добавит, - Прав был теньент Колиньяр, а я – виноват. И от лица всего трибунала прошу у него прощения. И слагаю с него унизительную повинность. А вам объявляю строжайший выговор! А если подобное ещё раз повторится… А подобное непременно ещё повторится. И не раз. До тех пор, пока в один прекрасный для юного офицерства день… - Арестуйте их!!! – будет с пеной у рта орать этот козёл всю дорогу до дома скорби, - Я своими глазами видел, как эти молодчики под покровом ночи избавлялись от трупа! Они несли его в окровавленном одеяле и бросили в реку! Не верите?! Тогда поднимите и выстройте на плацу весь личный состав! Возможно, это был не Окделл, а кто-то другой! Но состав, разумеется, окажется полным. Потому что это был не кто-то, а что-то, повадившееся таскать сюда падаль. Рано или поздно оно обязательно ему попадётся и Эстебан одним выстрелом убьёт сразу двух зайцев. Которые оба, по сути – козлы. Полководец широко улыбнулся и вернулся в действительность. - Что за ребячество, Заль? – сказал он, кого-то вдруг очень себе напомнив, - Какие к кошкам ызарги? Вы б ещё навозу ему в сапоги насовать предложили. Отставить дохлятину! У меня есть идея получше… И, выставив у входа караульных, изложил остальным грандиозный План, коему не было равных со времён, пожалуй, Ренквахи.
Марсель: Разумеется, виконт Валме не мог со всеми подробностями знать, какие гениальные замыслы роятся в голове Колиньяра и иже с ним, но наличие таковых замыслов - или их появление в скором времени - было для него очевидным. "Если бы этот мальчишка тратил хотя бы половину своей изобретательности и энергии на службу, а не на отлынивание от нее, он уже был бы, пожалуй, генералом, - подумал Марсель, глядя вслед удаляющимся подросткам, которых, по-видимому, спугнул Вайгель, хотя артиллерист просто шел мимо с озабоченным, как всегда. видом и, коротко поздоровавшись с Валме, проследовал дальше. - В сущности, я должен быть Эстебану благодарен - пока военные действия не разгорелись, мне было бы скучно без его выходок. Но что он затевает на этот раз?" Марсель оставался на месте, усиленно наблюдая за полетом каких-то двух птиц в вышине, пока Колиньяр со своим верным приспешником Залем удалялись в неизвестном направлении, которое вскоре, за счет пары взглядов искоса, стало виконту известным - они прошли между палаток в ту сторону, где за пределами лагеря имелись холмы, а из холмов торчали скальные выступы. "Будь мне столько лет, сколько им, - подумал Марсель, - я непременно устроил бы себе там тайное логово! Но только ведь это не парк в родительском поместье, мальчишки здорово рискуют и даже не догадываются об этом..." Он отправился искать Савиньяка, но в палатке не застал - тот уже отправился куда-то по своим командирским делам. Тогда виконт оставил на столе у Лионеля короткую записку, придавив её чернильницей, чтобы никуда не делась, зашел ненадолго к себе и вскоре, живописно обмотанный широким шарфом, в складках которого уютно прятались два маленьких, но отлично пристрелянных пистолета, отправился на прогулку, выбрав для этой цели небольшую пологую ложбину у подножия тех самых холмов.
Эстебан Колиньяр: - ...Таким образом, посредством дезинформации и ряда мистификаций, мы добьёмся полной и безоговорочной дискредитации козла! – завершил Колиньяр изложение грандиозного Плана и прежде, чем приступить к его осуществлению - отправил на разведку своих тайных эмиссаров, оставив при себе только слишком явных Заля и Манрика. Ожидание коротали за вином, картами и светской беседой, как это принято в любом офицерском собрании. - ...Безнадёжные, дремучие кретины, – подытожил Эстебан свои впечатления от так называемых "тренировок в стрельбе". Которые традиционно начинались с драки, потому что "воины народа Бакры" обладали удивительным умением находить в пирамиде совершенно одинаковых мушкетов тот самый, единственный, за который стоило убить ближнего. А заканчивались тем, что их приходилось собирать в отару по всему предгорью. Вот как вчера, когда Колиньяр, поставив очередной личный стрелковый рекорд, ознаменовал это дело салютом. Пустив пулю туда, где по мнению бакранов находится небесное пастбище. После чего по их убеждению ожидалось непременное обрушение с воздусей не то лютого гнева, не то мёртвого тела Великого Бакры. Которого, разумеется, никто дожидаться не стал – козопасы в панике разбежались, а Эстебан остался один на один с разъярённым Шеманталем. Северин в свою очередь пересказал приснившийся ему нынче ночью кошмар. Константин, склонный по пьянке к мистике, заявил - это знак, только непонятно какой. Эстебан в знаки не верил, а верил в Победу. Но даже ему сделалось как-то не по себе, когда после зловещих слов Манрика в Штабе воцарила почти непроглядная тьма. Господа тут же, как один, обернулись к выходу, но выхода не было - его заступил косматый кряжистый силуэт, а горящие на его фоне зелёным глаза не сулили честной компании ничего доброго. Но Маршал не растерялся: он враз вспомнил всё, чему успел научиться на тренировках, подумал – какая жалость, что у него при себе нет мушкета, и судорожно зашарил рукой по полу – ища, чем бы угостить незваного гостя.
Северин Заль: Северин сначала обиделся. Как это - его блестящая идея с ызаргами провалилась с треском?! А как бы обрадовался Валме, получив с десяток тварей в свое распоряжение. Правда, ловить их хлопотно, да еще кусаются. Объясняй потом полковнику Брейнсу, почему его оруженосец оружие держать не может. Но услышав про навоз в сапоги, заржал - как представил лицо "козлодушного" виконта, вытряхивающего оный из щегольской обуви. А одновременно ржать и обижаться Северин не умел. Услышав же Гениальный План маршала Колиньяра в очередной раз убедился - судьба дала ему лучшего командира всех Золотых Земель. А уж когда на свет появилась бутылка и колода карт и вовсе пришел в хорошее расположение духа. Нет, что ни говори, жизнь полна приятных и удивительный вещей. - А знаете, что мне приснилось? Вот, считается, есть примета, надо рассказать, чтобы не сбылось, - сказал он после очередного тоста "За победу". Получив одобрение высшего начальства в лице лучшего друга, начал рассказывать события прошедшей ночи. Северину в очередной раз снился его Личный Кошмар. Сон такой. Неприятный. Вот почему Эстебану и Константину снятся сны унарские? Например, то, как в Лаик капитан Арамона распорядился отдать левое крыло бывшего монастыря под увеселительный дом. И теперь каждый унар имеет право его посещать сколько угодно. А ему, барону Залю снится нечто черное и жуткое? Во всем виновата прислуга, не умеющая держать язык за зубами. Когда-то отец взял еще маленького Северина на ярмарку, и там они зашли в какую-то таверну пообедать. А позже, пока отец говорил с каким-то усатым, но лысым господином, сын бродил по двору и думал, чем бы заняться. Там-то он и услышал разговор двух слуг – том, как пойманных конокрадов сожгли заживо в заброшенном домишке. Кто такие конокрады, он не знал, но думал, что ужасные люди, раз с ними так обошлись. А когда Северин с отцом возвращались домой, то увидали развалины сгоревшего дома. Наверняка – того самого. И – вот, пожалуйста. С тех пор сгоревшие заживо конокрады преследуют в Личном Кошмаре. Не слишком часто, но достаточно, чтобы изучить до мелочей навязчивый сон. - Что такое, Северин? Да проснитесь же! Это монсеньор, то есть полковник Брейнс. В палатке темно и очень душно. Да, жара в Варасте, как в Закате. Надо сказать, что все в порядке, но слова куда-то вылетели из головы. А сердце стучит где-то у горла. Интересно, где искать душу? Может, в пятках? Или она вообще умчалась в неизвестном направлении? Походная койка скрипнула – полковник встал, зажег свечу. - Пейте, - перед носом оказалась кружка с водой. Теплой, но все же лучше, чем ничего. - Бл-лагод-дарю, п-полковник, - а что еще сказать, если только и можешь лязгать зубами о край кружки. - Кошмар приснился? - Ага. Вот это уже никуда не годится. Что за неуставное «ага»? Да еще таким жалобным тоном. Но, похоже, полковник не заметил. - Глотните касеры, фляжка на столе. Но Северин вышел из палатки на слегка подрагивающих ногах. Надо произвести разведку на местности. Конечно, все вокруг спокойно – но лишняя бдительность не помешает. А вдруг те самые сгоревшие конокрады уже притаились где-нибудь? И ждут момента напасть на полковника? Он, как любой порядочный оруженосец, обязан предусмотреть такую ситуацию а также спасти монсеньора. Хотя бы от ночных кошмаров. В кустах, куда Северин наведался, никого не оказалось. У палатки – тоже. И, вернувшись, он глотнул-таки касеры – после удачной разведки можно – и тоже улегся спать. Константин сказал, что это - знак, только непонятно какой. И тут выход загородила какая-то Жуть - не из личного кошмара Северина, но от этого ставшая не менее кошмарной. Северин вспомнил, что заслонивший в бою командира, попадает в Рассветные Сады. Туда пока нехотелось, но показать себя трусом было бы еще хуже. Поэтому он вскочил и встал между Жутью и Эстебаном. Ежели что - пусть сожрет его, но будущий Первый маршал спасется. Если успеет, конечно.
Константин Манрик: Константин важно прошелся по тайному штабу и по цокал языком. Наступил на какую-то коряжку, и дальше пришлось уже важно хромать. Все же жизнь без сапогов - не жизнь. Плохо налажена связь в их тайном обществе, плохо. Но ничего. Новичков надо обучать, а не только вербовать. А Заль у них вечный юнга. Но дело было, конечно, вовсе не в "семейных разборках". Тайный совет устроили для того, чтобы "устранить неугодных сильным мира сего". Неугодным сегодня оказался Марсель Валме. Он вообще оказывался неугодным почти так же часто, как Окделл. То есть, почти всегда. Как всегда у Колиньяра оказалась прекрасная идея. Хотя идея Заля тоже была неплоха. Но только если слушать про такую выдумку, сидя у костра и потягивая вино. Или касеру. Но никак не самому возиться с тухлятиной. А Заль еще и его, Константина, хотел заставить с этим возиться! Пфф, вот еще, грязная работа - это работа младшего по званию. Так, а идея Колиньяра... Да запросто. Константин не очень огорчился, что ему не окажут чести быть заколотым Колиньяром. Пусть Заль с ним и прыгает. А Константин просто исполнит свой долг. Юноша как раз сделал шаг к Эстебану и, официально вытянувшись в струнку, сообщил генералу о том, что с радостью побудет его секундантом, как с ним столкнулся Заль. Дурню зачем-то понадобилось лезть вперед. Как оказалось - посмотреть на зверюшку, от вида которой Константин уронил челюсть, а потом сам собой как-то оказался на какой-то кочке, к которой сложили все найденные Залем сапоги. Не долго думая, Манрик схватил парочку и запульнул в сторону зверюшки. По пути один снаряд, правда, попал Северину по затылку, но в данный момент это было так важно. - Б-брысь! - не очень уверенно рявкнул виконт Манро. С отвратительной облезшей псинкой его дорогой матушки это работало, так, может, и тут?..
полная версия страницы