Форум » Когда-нибудь, однажды... » "Дети Бакры", Вараста, 19-20 ЛС, 398 к.С. » Ответить
"Дети Бакры", Вараста, 19-20 ЛС, 398 к.С.
Рокэ Алва: Действующие лица: Рокэ Алва Ричард Окделл Лионель Савиньяк Эстебан Колиньяр Марсель Валме
Ответов - 72, стр:
1 2 3 All
Эстебан Колиньяр: Когда-нибудь убеленный сединами маршал Колиньяр от души над этим всем посмеется, а биографы наверняка назовут его поступок Историческим. Однако в настоящий момент ему было не до смеха. Зная Савиньяка, парень не сомневался, что он этого так не оставит. Но сейчас тот был занят обустройством стоянки и Эстебан, державшийся своего сеньора вплоть до разрешения Алтарно-Заборного Конфликта (недуром опасаясь, что его если не сожрут заживо разъяренные дикари, то пристрелит на месте "драгоценнейший прымпердор"), так старательно держался от него подальше, что стоял теперь у отвесного обрыва в полухорне от лагеря, элегически наблюдая, как пенистый поток грохочущей внизу, наверно, Вентозки, разбиваясь о древние валуны, с могучим ревом уносится в кровавый закат. - Жалкие идиоты, - горько усмехнулся он, вспомнив суеверный ужас в чистых глазах бакранов, когда буйный шаман напоследок их, кажется, проклял и, непочтительно плюнув под ноги почтенному Лакве, удалился в сопровождении своей лающей своры. Эти придурки боялись гнева какого-то нелепого козлобога, кровожадных каменных духов и прочей подобной ерунды. Наивные, блаженные в неведении дети гор! Они не знали генерала Савиньяка... Обуреваемый мрачными думами, будущий маршал подошел к самому краю и... сделал то, что на его месте сделал бы каждый ценитель прекрасного. Ибо нету краше красоты, чем сделать это с высоты. И сразу почувствовал себя королем мира. Высота одуряюще кружила голову, расстелившаяся у ног панорама вызывала неизъяснимо-пьянящий восторг, а горизонт уже не казался кровавым. Он был алым. Цвета Катарины Ариго! От одного лишь о Ней воспоминания мрачные думы разом унеслись прочь, как вон то подхваченное течением бревно - Эстебан вздохнул полной грудью, раскинул руки и, задрав голову, проорал во всю глотку дивный сонет, каковых после смерти Веннена еще никто не сочинял: - Дорогая Катари, Ты - прекраснее зари! Никогда не разлучат нас никакие упыри!.. И ему, перекрикивая беснующуюся реку, долго вторило горное эхо и даже пролетавший мимо гордый орел, угодив в тенета этих чарующих строк, звонко заклекотал в унисон. Эстебан от полноты чувств зашвырнул в него камнем, ещё немного так постоял, наслаждаясь красотой момента, после чего величественно развернулся и со всех ног подорвал назад, в лагерь.
Лионель Савиньяк: Лагерь уже был обустроен, а его оруженосец, судя по воплям в честь, судя по всему, дамы своего сердца, доносящимся с обрыва, все никак не мог угомониться. Ли отдал последние распоряжения и отправился туда. И чуть не оказался сбит с ног летящим на всех парах и неожиданно вывернувшим из-за скалы или высокого камня Эстебаном. - За мной! - скомандовал Савиньяк не успевшему отдышаться юноше. Оказавшись вместе с ним в капитанской палатке, Лионель поставил своего оруженосца по стойке смирно, после чего отчитывал его не менее получаса. Он не повышал голоса, но говорил четко и отрывисто, чтобы каждое его слово могло дойти до этой бедовой башки. После чего Ли присел на складной стул и спросил, не желает ли Колиньяр снова отведать ремня в подкрепление весомости осознания слов и требований своего сеньора, поскольку его сеньор теперь видит, что первого раза, скорее всего, было мало. Иначе, попав в лагерь союзников, Эстебан не шлялся бы неизвестно где и не вытворял бы невесть что, а взял бы пример, вот хоть, с Окделла, который понимает, что он не на прогулке в парке, а на войне. Где дисциплина - прежде всего.
Эстебан Колиньяр: Колиньяр сжал кулаки и заиграл желваками. Окделл! Эта свинья своей так называемой "отменной выучкой", выражавшейся в таланте часами неподвижно стоять истуканом, подавала начальству дурной пример - насмотревшись на него, Савиньяк начинал муштровать Эстебана с утроенной силой. В остальном же наставительная беседа прошла как обычно: Савиньяк говорил, а Эстебан молча слушал и понуро кивал, лишь однажды энергично замотав головой – на предложение повторно отведать ремня, исто заверив, что в этом нет ни малейшей необходимости, он и так всё понял и осознал, но ежели его сеньор полагает устное внушение недостаточным – будет только справедливо, если он оставит своего оруженосца без ужина. Сказано это было совершенно искренне, потому как от хаблы хлебосольного Лаквы исходило такое амбре, что Колиньяр, проходя мимо неё, как-то сразу понял, чем можно обратить в бегство любую армию и, кажется, разгадал коварный замысел Алвы. В своё же оправдание оруженосец имел добавить, что он вовсе не шлялся, а производил разведку, добыв при том чрезвычайно ценные сведения. Знай бравый разведчик, что его душевную лирику было слыхать за полхорны – он бы, конечно, придумал оправданье получше. Но кое-какими сведениями он и в самом деле располагал. О чем и поспешил доложить генералу, пока тот опять за ремень не схватился. - Яаа, когда возвращался, заметил группу бакранов! – слегка заикаясь, выпалил он, - Во главе с малахольным шаманом. Они шли от деревни, строго на юг, с очень неполной выкладкой – без пожитков, только с чадами-домочадцами. Затем – разделились: двое верховых рванули карьером на запад, а остальные тихим сапом потрюхали дальше, к реке.
Лионель Савиньяк: Значит, в деревне совсем разлад, подумал про себя Ли, а вслух сказал: - С этого момента, Колиньяр, никаких разведок, без моего приказа! Никаких вольностей! Даже в кусты будете ходить только по моей команде и с моего ведома. Не смейте возражать, - добавил он на всякий случай. - Что касается того, чтобы оставить вас без ужина, на это не надейтесь. Вы и так в обмороки в карауле падаете, как девица на балу. Но во всем нужна тренировка... Так что, сейчас отправляйтесь к выходу из палатки и стойте там в карауле до ужина, и только попробуйте куда-то самовольно отлучиться. Отдав распоряжение оруженосцу и убедившись, что он его выполнил, Савиньяк ушел и сам, чтобы поговорить с Лаквой и прочими об ушедшей из деревни части бакранов и обойти своих командиров, уже устраивающих лагерь на ночлег.
Эстебан Колиньяр: Возражать Эстебан даже не думал. Однажды он, тогда ещё молодой и неопытный, простодушно возразил, что никто из великих в караулах не стоял и вообще - не офицерское это дело, после чего как угорелый вылетел из палатки и со скоростью пули помчался на пост, уже опытный. Поэтому он молча взял ружьё и без разговоров заступил на вахту. И теперь стоял на часах. Первое время даже – по стойке смирно. Два часа под ружьём... Знали бы вы, господа, что это такое! Это сто двадцать бесконечно-долгих минут, семь тысяч двести секунд невыносимого вынужденного бездействия! Это – кирдык, солдаты. За это время успеваешь умозрительно поучаствовать в нескольких эпохальных сражениях, одержать десяток славных побед, пересчитать в частоколе все брёвна и измыслить сотню способов отомстить тому козлу, благодаря которому попал под раздачу. На сей раз – шаману. Который, собака, подло удрал из деревни. Как знал, сволочь...
Лионель Савиньяк: Через эти два часа Лионель вернулся. Колиньяр стоял на посту навытяжку. Ли одобрительно кивнул. - Вольно, оруженосец. Пойдемте в палатку, ужинать. Ужин был скоро накрыт внутри и представлял из себя привычную талигойцам еду и вино из их армейских запасов. От хлебосольного Лаквы тут был разве что свежий хлеб и козий сыр. - Колиньяр, сегодня ночь предстоит бессонная, - сказал Лионель юноше, допивая вино, - Нельзя знать наверняка, но возможно, ночью будет нападение неприятеля на деревню и лагерь.
Эстебан Колиньяр: Эстебан лишь теперь, за ужином, вспомнил, что не обедал, поэтому в три минуты смолотил всё, что подали, "оставив врагу" только сыр – вонючий и дырявый, как адуанские сапоги. - Полагаете, те беглые крысы не просто спасались от козлобожьей кары, а решили организовать её сами – тоже позвав в деревушку гостей? – щедро налив себе ещё вина, важно осведомился будущий маршал. Но генерал на него как-то так посмотрел, что тот быстро вернул бутылку на стол и сдулся до размеров обычного оруженосца. - И мы примем бой, монсеньор? – c недозволительным бывалому воину энтузиазмом уточнил он, как ни старался говорить ровно и буднично. Вот это да! Зануда Вейзель наверняка назвал бы это безумием, ведь они полезли в горы малым отрядом, оставив основные силы непойми чего дожидаться внизу. Но предупреждён – значит вооружён! Застань их "гости" врасплох, талигойцы бы оказались в ловушке, а так – бириссцы, если всё же пожалуют, угодят в неё сами. Главное, грамотно выстроить оборону! У Колиньяра, разумеется, тут же появилась уйма тактических соображений, но он их пока придержал, решив послушать Савиньяка, которого даже юное офицерство полагало хоть и сатрапом, но командиром толковым.
Лионель Савиньяк: - Такое нельзя исключать, - сказал Лионель, - Слишком рискованно. Поэтому, лагерь и деревня готовятся к нападению, хотя со стороны этого понять нельзя. Пусть думают, что мы не готовы, и наша оборона окажется для них сюрпризом. Савиньяк внимательно посмотрел на своего оруженосца и помолчал, но потом продолжил: - Сегодня ночью мне понадобится ваша помощь, Колиньяр. А также ваша осторожность и благоразумие. Последнее слово он подчеркнул голосом. - Если хотите вздремнуть, сейчас еще есть возможность. Но я почему-то уверен, что с наступлением темноты гости не заставят себя ждать.
Шаман: Мыква исполнил пару ужасающих завываний и ударил в тындын, отгоняя каменных духов. По ущелью разнёсся колдовской звон. - Ушли, - громко понюхав воздух, тихо сообщил он. Остальные вернулись к костру и уставились на него с трепетным уважением. Шаман довольно осклабился, представляя, как они будут смотреть на него утром - когда увидят, что его Слово сбылось. Он не сомневался, что Великий Бакра покарает презревших его чужаков, а вместе с ними – отступников. Но... на Бакру надейся, а сам не плошай. И поэтому он отправил на самых резвых козлах своих самых нелюбимых племянников - туда, куда никогда бы не сунулся ни один в здравом уме бакран. Старший вернулся недавно: чуть живой, но почти невредимый и с хорошими новостями – сыны барса в благодарность отдадут Мыкве пастбище у Тупого Уступа. Младший же остался с бириссцами, чтобы провести их к родной деревне и табору чужаков. С которыми скоро будет покончено. А ведь всё могло быть иначе, кабы старый дурень его послушал! Ещё тогда, шесть лун назад, когда в деревню впервые пришли степняки – просить Лакву принять их вождя, собиравшегося втравить бакранов в войну. - Гоните их в гриву! Не верьте посулам! Даже если чужаки победят - они вскоре уйдут восвояси, а бириссцы останутся здесь, под боком! И будут мстить! Пока не вырежут по всем деревням всех бакранов! – так и не только так говорил тогда Мыква. Но глупый Лаква его не послушал, а послушал подлую Гессу, которая пришла неизвестно откуда прошлой весной и сразу стала Премудрой. А Премудрый Мыква стал просто Мудрым. Потому что видеть будущее в плошке с козлиной кровью и уметь исцелять людей от болячек, видите ли – мудренее, чем уметь отгонять каменных духов и слышать Бакру у себя в голове. Но последнею каплей стал опоганенный каким-то мелким паршивцем Священный Алтарь! Мыква так возмутился, что сумел возмутить полдеревни. И был уверен, что теперь-то Лаква их точно прогонит. Но тот их лишь ласково пожурил. И даже страшное Проклятье-С-Плевком, которое шаману всегда особенно хорошо удавалось, не убедило его отказаться от погибельной для бакранов затеи. И тогда Мыква окончательно понял, что его мнение для Лаквы не важнее козьего катышка. И твёрдо решил сам спасти свой народ. Чего бы это ни стоило. Но сейчас вот уже сомневался. Не продешевил ли? Пастбище у Тупого Уступа - это, конечно, хорошо, но голову талигойского воевождя, наверно, можно было продать подороже...
Эстебан Колиньяр: - К вашим услугам, господин генерал, - посмурнев, отозвался теньент Колиньяр: это будет не первый его бой, но Савиньяк продолжал относиться к нему как к какому-то салажонку. Ничего, он ещё покажет. Себя и этим кошкиным детям. Пусть только сунутся. - В атаку! – скомандовал Эстебан, лихо перемахнув через бруствер. И вверенное ему подразделение без оглядки ринулось за своим командиром. Врагу почти удалось захватить опорный пункт, но они отвлекли его на себя и теперь сражались как львы. Налетавшие со всех сторон волны бириссцев тут же с воем откатывали, оставляя убитых и унося раненых. Продолжалось это, как обычно - недолго и закончилось, ясное дело – победой. - Хвала герою! – разом грянула сотня глоток. И так же разом заткнулась, потому что подошёл Савиньяк. - Благодарю, капитан Колиньяр, - сказал он, выделив "капитана" голосом, - За неоценимую помощь мне и Отечеству! Если хотите вздремнуть... - Вздремнуть? – слегка ошалело переспросил Эстебан, снова оказавшись в палатке, - Нет, вздремнуть не хочу. А какая именно помощь, монсеньор?
Марсель: Марсель задремал, что было немудрено после долгого и насыщенного впечатлениями дня, и даже успел увидеть какой-то забавный сон, но вдруг на него глянул взявшийся неведомо откуда огромный глаз - точно такой, каким его пытались "угостить" за обедом, только живой и моргающий, - и так выразительно прищурился, что виконт немедленно проснулся с тяжело бьющимся сердцем, как бывает после короткого, но насыщенного кошмара. Чтробы успокоиться, Марсель оглядел свою палатку, аккуратно закрыл и спрятал в сумку тетрадь с начатой поэмой, потом поднял наскоро сброшенный камзол и хотел было сложить как следует и его, но передумал и, одевшись, вышел из палатки, намереваясь найти Савиньяка. Снаружи все было тихо и сонно, но Лионель, как выяснилось, не спал, и это само по себе что-то означало. - Добрый вечер, - сказал Валме, войдя в палатку. - То есть у нас уже ночь... Мне кажется, или что-то случилось? Есть новости?
Лионель Савиньяк: - Быть поблизости. Слушаться моих команд. В случае чего, действовать по обстоятельствам. Разумно действовать, - снова подчеркнул Ли, - Не забывайте, Колиньяр, что это возможное нападение спровоцировали вы, и не исключено, что для нападающих вы теперь обязательная жертва. Вас могут нарочно высматривать, чтобы убить. Помните об этом. В этот момент в палатку вошел Валме, и Лионель едва успел ввести его в курс дела, как снаружи донеслись первые выстрелы. Впускать бириссцев прямо в деревню никто не собирался, разведка ждала и дождалась, а дальше можно сказать, что бакраны и талигойцы напали первыми на подбирающийся к деревне отряд. Со звуком выстрелов Савиньяк вскочил. - К оружию, господа! К бою!
Эстебан Колиньяр: Оруженосцу бы после таких слов почувствовать себя самой важной персоной, однако он почему-то не возгордился, а ощетинился. Но высказаться не успел. Потому что в палатку ввалился Валме. А потом началась пальба и стало не до того - Эстебан схватил ружьё и вслед за сеньором выскочил в саграннскую ночь. Выстрелы раздавались вдали, за деревней, которая крайне удачно располагалась в таком себе котловане. И сам бы он развернул основной театр именно здесь, где так много отличных стрелковых позиций, есть где разгуляться пехоте, а кавалерии – негде. Её бы он поставил в скрытый резерв – на тот случай, если дорогим гостям домой резко захочется, а аборигенов бы загодя выгнал - чтобы под ногами не путались. Но Савиньяк, похоже, решил сам напасть на бириссцев на подступе... И этот человек говорил ему про благоразумие?! Сразу раскрыть позиции, когда это может быть просто разведотряд? А следующий за ним основной – либо загонит их в котлован и додавит, либо оставит дозорных и дёрнет за подкреплением, что тоже в их случае – редьки не слаще. Ведь им, в отличие от бириссцев, на подмогу рассчитывать не приходится. Это вон даже виконту, наверно, понятно! Хотя... к деревне, не считая множества козьих троп, вело лишь длинное ущелье, по которому они сюда добирались. И если Савиньяк его перекрыл, "спрятав" кавалерию в лощине близ входа, то деваться этим гадам теперь будет некуда – только идти на прорыв. Или назад, влобовую - на талигойскую конницу, или – всё в тот же гиблый котлован. При условии, что им вообще удастся туда прорваться. - В общем-то, тоже – умно, – постановил Колиньяр и ускорился.
Ричард Окделл: Алва уехал, Савиньяк куда-то ушел, да все куда-то ушли, разбрелись по своим делам. А Ричарду идти было некуда. Алва уехал, оставив его в распоряжение Савиньяка. Или ни в чьем распоряжении?.. Кто знает, ведь ничего конкретного ему не говорили. Дикон весь день шатался по лагерю, не находя себя дела. Начальство ничего не приказывало и к себе не вызывало. Юноша чувствовал себя брошенным и никому не нужным. Думал, что Алва выбросит его обратно в Надор перед войной как надоевшую игрушку? Ошибся. Обрадовался. Его выкинули как надоевшую игрушку во время войны. Радость, как оказалось, была напрасной. Юноша даже немного завидовал Колиньяру с его эром, но виду не показывал. Только тяжело вздыхал и продолжал мерить шагами близлежащие к лагерю земли. Было тоскливо, душно и пыльно. И жутко хотелось в Сагранну. В настоящую Сагранну. С обрывами, утесами и Скалами. За своими скитаниями Ричард не заметил, как стало смеркаться. Пару раз он приставал к какой-то группе солдат, возбужденно обсуждавших какую-то историю, но по большему счету ходил все время один. Юноша посмотрел на уже взошедшую Луну и вздохнул. Догулялся до ночи. Скорее бы бой. Надо было спросить, нет ли у Савиньяка поручений на завтра. Хотя откуда они?.. Совсем расстроенный Ричард подошел к палатке Савиньяка, как вдруг услышал какой-то шум. Дик нахмурился и обнажил шпагу. В тот же момент полог палатки поднялся, и оттуда вышел виконт Валме, Колиньяр и Савиньяк. Юноша встретился взглядом с Лионелем и, ничего не понимая, вопросительно поднял брови: - Монсеньор?..
Лионель Савиньяк: - А, Окделл, - сказал Лионель, едва не наткнувшись на юношу на выходе из палатки, - Пойдемте с нами, если готовы к сражению. Росио, уходя, просил его присмотреть за мальчишкой, но днем Ричард как-то не попался Савиньяку на глаза. Что ж, пусть теперь понюхает пороху. Если план сработал, бириссцы должны быть зажаты в ущелье на подходе к деревне с двух сторон, как пауканы в банке. Засада, конечно, дала о себе знать не сразу, дав пробраться врагам поглубже. Пускать их в деревню Ли не собирался из стратегических соображений. Цели Росио заключались отнюдь не в том, чтобы бить отдельные отряды степных головорезов, они были гораздо глобальнее. Но для их достижения нужно было показать и доказать сейчас тому же Лакве и прочим старейшинам, что талигойцы не станут подставлять под удар их женщин, детей и строения даже ради победы, но при этом сумеют защитить. Это Ли пообещал сегодня днем на совете. Хотя, конечно, впустить бириссцев в удачно расположенную между гор деревню, перекрыть выход и перебить всех до единого было бы гораздо проще. Но ущерб мирному населению при этом мог оказаться таким, что Лаква в итоге мог бы оказаться солидарен с шаманом, уже понесшим ущерб в виде своего священного забора. И это помешало бы планам Росио, которого в случае неудачи в Талиге ждет смертная казнь. Поэтому, исходя из месторасположения деревни Ли выбрал другой план, который, на самом деле также являлся стандартным армейским приемом. И судя по тому, что пока ему не докладывали ничего скверного, он сработал. Ли взмахнул шпагой, призывая свой мини-отряд следовать за ним к ущелью, чтобы там разряжать пистолеты в головы седунов, если таковые им там еще достанутся.
Эстебан Колиньяр: Отряд двигался быстро, но Колиньяру казалось, что они еле тащатся. Особенно - Окделл. Будущий маршал страшно переживал, что на его долю не хватит бириссцев и, едва добравшись до места, выхватил шпагу, собираясь рвануть в сулящую ратную славу расселину, откуда гулко доносились трескучие перекаты выстрелов, лязг клинков и задорная ругань лихих талигойских рубак. Но Савиньяк повёл их не в дымное жерло ущелья, а к одной из его уступчатых стен. - Может, отправим Окделла в лагерь? – на правах третьего по ранжиру предложил Эстебан, крайне не одобрявший увязавшегося за отрядом подсвинка, - У него нет боевого опыта и вообще... куда ему на скалу, когда он на ровном месте вон спотыкается, – насмешливо добавил он, предварительно сделав подсечку.
Лионель Савиньяк: - Колиньяр, прекратите, - одернул Лионель юношу, - Если вы так беспокоитесь за слабых, отправляйтесь назад в деревню, там вы сможете позаботиться о безопасности бакранских женщин и детей. В этот момент к ним подбежал один из командиров, на ходу вытирая окровавленный клинок. Докладывать он начал по форме, но потом сорвался: - Попались, голубчики, кишат там, словно ызарги в яме! Прорваться не могут, ни туда, ни сюда! Хотели деревню накрыть, а не выйдет! - Сколько их? - спросил Ли. - Что-то около полусотни, пожалуй... - Убивайте всех.
Эстебан Колиньяр: - Так точно, но никак нет! – испуганно выпалил Эстебан, живо представив себя в вонючей халупе, наглухо осаждённым лающими бакранками и сопливыми бакранятами, в то время как остальные, раскидав между собой его долю бириссцев, в три слоя покроются ратною славой, - Э-э... в смысле – ужас как беспокоюсь, но предпочитаю заботиться об их безопасности здесь. И твёрдо решил впредь вести себя подобающе. Нет, в самом деле! Стал бы, к примеру, великий Себастьян Колиньяр идя в бой валять дурака? Определённо – не стал бы. Будь тот дурак хоть четырежды Окделлом. А был ли у, допустим, героического Жоржа Сабве в момент подвига на лице кретинический щенячий восторг? Никак нет, теньент Колиньяр! Решительность, собранность и ледяное спокойствие - вот что выражали их суровые, чеканные лица. Всегда. Даже во сне и раннем младенчестве. А он их, между прочим, потомок. И должен держать себя соответственно. Вот, хотя бы, как Савиньяк, приказавший убивать всех тем же тоном, каким обычно велит денщику подавать завтрак. Так порешив, Колиньяр преобразился до неузнаваемости: его степенности теперь позавидовала бы даже лаквина борода, дисциплинированности достало бы на целый лейб-гвардии показательный полк, а решимость впредь вести себя подобающе была тверда, как морисская сталь. Но хватило её ровно до середины подъёма. Стоило преобразившемуся Колиньяру посмотреть вниз, на карабкающегося замыкающим Окделла, как его до сих пор послушные ноги вдруг расшалились, добывая из мягкой породы обильную пыль. В результате на стену вслед за Эстебаном, плюясь и откашливаясь, выдрался кровожадный каменный дух, едва не лишивший нервного здоровья державших верёвку туземцев.
Ричард Окделл: Ричард послушно кивнул и пошел следом за Савиньяком. При слове "сражение" чуть сжалось сердце, а глаза заблестели. Неужели пора? Неужели настало время принять бой? Дикон сжал шпагу и слегка улыбнулся своим мыслям. Здесь все просто, здесь война с варварами, нападающими на беззащитные деревни, убивающими мирных жителей, не щадящими ни женщин, ни детей, ни стариков. Дик убрал шпагу в ножны. Интересно, каков план? Интересно, куда они идут? Интересно, когда им встретится противник? На войне все интересно. Ночь, гористый склон, камни. Скалы. Скалы, которые чувствуют кровь, и которые радуются этой крови. Это ликование передалось и Ричарду. Дышать и ощущать кожей ветер, слышать отдаленный лязг оружия и чьи-то крики - все это было невыразимо приятно. Жить было приятно. От размышлений Дика отвлек Колиньяр. Окделл как раз с легкостью наступал на очередной надежный выступ, а сам навозник поднимал тонны пыли. Юноша было хмыкнул и собирался уже поднялся на вершину, как почувствовал что-то неладное. Ну, конечно. Пыль, поднятая навозником, опускалась аккурат на плечи и макушку Повелителя Скал. Ричард стиснул зубы и осмотрелся, нет ли где камушка подходящего размера. С голову лошади примерно. Нет-нет, герцоги используют только шпагу. Даже если их гнев направлен на такое ничтожество. Юноша вылез наверх, светски отряхиваясь и поправляя камзол. Движения были скопированы с Алвы, только вот кэналлиец сдувал обычно несуществующие пылинки, Дик же имел дело с самыми настоящими. Много чего попало на уже стоящего наверху Колиньяра. Но чисто случайно. Потому что Повелители Скал не опускаются до такой глупой мести. Все это не важно. Скоро они узнают всю браваду навозников и людей Чести непосредственно в бою. Надо только подождать.
Лионель Савиньяк: Когда все благополучно взобрались по уступам на стену ущелья, Ли огляделся. Черная вопящая толпа бириссцев, будто бы стая попавших в западню ызаргов, колыхалась где-то впереди, оттесняемая гонящей их конницей, оставалось только подгонять их пулями навстречу "выходу" из захлопнувшейся ловушки, что уже и делали стрелки со стен ущелья, к которым они, пробравшись вперед, тоже присоединятся. - За мной! - скомандовал Савиньяк, - Продвинемся вперед понемногу. Не спешите, смотрите под ноги. Теперь уже бириссцы от нас никуда не денутся, - довольно добавил он. Впрочем, некоторые из варваров тоже пытались лезть на стены, чтобы спастись от лошадиных и козлиных копыт и рогов, острой стали и косящих их пуль, но едва взобравшись по уступам, получали пули сверху.
Эстебан Колиньяр: В отличие от надорского недоумка, Эстебан был матёрый воин: это будет второй его бой. А бывалого вояку, который по собственному своему утверждению зарубил за один рейд сотню "барсов" и при том даже не вспотел, впечатлить, знаете ли, очень трудно. Однако битву с такого ракурса он увидел впервые. Поэтому всё же дозволил себе на минутку подлететь к краю и восторженно поглазеть на сражение, казавшееся отсюда ожившим в свете полной луны батальным полотном. И понял, что зря переживал – бириссцев в ущелье хватало: и стрелкам, и рубакам, и даже козлам с их бакранами. После чего снова посуровел и решительно рванул за Савиньяком.
Ричард Окделл: Когда все четверо поднялись на вершину, Дику даже немного стало не по себе от вида месива внизу. Но вместе с тем пришли и сомнения. Вся битва внизу, а они стоят здесь. Неужели не примут участия?.. Но Савиньяк направился дальше, и Ричард незаметно облегченно вздохнул. Битва будет, только нужно подождать. Случайно юноша встретился глазами с Колиньяром. Наинеприятнейший тип. С трудом Дику удалось побороть детское желание показать навознику кулак или хотя бы состроить рожу. Что за ребячество на войне? Там враги, а это "союзники". Ричард поморщился от этого слова, произнесенного про себя и поспешил следом с другой стороны от Лионеля, стараясь ни на шаг не отставать от Эстебана. Благо места здесь было больше и можно было вполне идти вровень. Окделл и Колиньяр идут рядом - хоть и на некотором расстоянии - очаровательно! Но, с другой стороны, если попытаться его обогнать - врежешься в Савиньяка, а идти сзади так вообще унизительно. Да, приходится выбирать меньшее из зол. А еще не думать о всяких глупостях, а думать о предстоящем бое.
Лионель Савиньяк: Савиньяк прилично провел свой отряд вперед, чтобы нагнать кишащих внизу бириссцев. Здесь по скале стелился пороховой дым. Стрелки на этой стороне ущелья расположились по удобным выступам-площадкам и периодически сносили врагам головы. На одной из таких Лионель помог устроиться и своим "подопечным". - Оружие к бою! - скомандовал он, когда убедился, что все удобно и относительно безопасно устроились на скале так, чтобы не быть отброшенными вниз отдачей, - Стреляйте в бириссцев, - сказал он, - Цельтесь, чтобы случайно не попасть по своим. Ли подал пример, прицелившись и грохнув выстрелом, после чего из толпы седунов раздался очередной предсмертный вопль.
Эстебан Колиньяр: Колиньяр вообще-то надеялся, что они по стене перейдут во фланг, на подмогу орудующим по ту сторону кавалеристам, но – стрелять так стрелять. Тем более, что стрелковый опыт у него тоже имелся. И не только охотничий. Хотя боевым его тоже не назовёшь. Скорее – горьким. Эстебан тяжело глянул на Валме, с чьей лёгкой руки после Караульно-Куропаточного Инцидента его многие так и называли - "Стрелок", и не без ужаса представил, как его станут величать после Алтарно-Заборного Конфликта. Впрочем, может ему ещё повезёт и болтливого виконта сегодня убьют? Тем утешась, матёрый воин отомкнул багинет и приготовил оружие к бою. Чётко, уверенно, без суеты, с надлежащим спокойствием на суровом, непроницаемом лице: зарядил - взвёл - прицелился - пальнул. Жахнуло. Полыхнуло. Обдало жарким дымом. Отбросило. Попал неизвестно куда, но по ощущениям – себе в плечо. И к тому же ненадолго ослеп. - Кошки дери это архаичное казённое барахло!
Лионель Савиньяк: - Хорошо, Колиньяр! - неожиданно похвалил Лионель юношу. Внизу завопили снова, новая потеря в стае врагов была напрямую связана с выстрелом Эстебана. - Хорошо, только приклад держим вот так, иначе ключицу можно выбить. После того, как его оруженосец перезарядился, Савиньяк помог ему приложить приклад к плечу так, чтобы отдача от следующих выстрелов не нанесла ему вред. Затем он сам принялся увлеченно сносить бошки бириссцам, копошащимся внизу, попеременно перезаряжая свои пистолеты.
Эстебан Колиньяр: Ободрённый неожиданной похвалой, бравый вояка гордо оскалился и продолжил разрежать стаю бириссцев, прикладываясь уже так, как научил Савиньяк. После чего дело сразу заспорилось, но новоявленный мушкетёр вскоре решил, что достаточно самоутвердился на этом поприще и по примеру сеньора – взялся за пистолет, из которого стрелять всяко быстрей и сподручнее. А мушкет оторвал от сердца и, лично перезарядив – вручил обалдевшему от такой внезапной тчивости Окделлу, который из оружия имел при себе лишь негодную шпажку и стоял теперь над душой с видом потерявшейся собачонки, просительно заглядывая всем в глаза и только, что не поскуливая. И Колиньяр не иначе как по доброте душевной его выручил, не пожалев ни мушкета для боевого товарища, ни пороху – для заряда. А сам, отойдя, принялся сосредоточенно заряжать пистолет, предвкушая как подсвинок с переполоханной, чёрной от пороховой гари рожею рухнет на задницу и прикидывая, как бы так позабористей по этому поводу пошутить.
Ричард Окделл: Ждал боя - дождался стрельбы по бутылкам. Это все было как-то... Неправильно. Нечестно. Несправедливо. Внизу шел бой, врезались в друг друга бириссцы, бакраны и талигойская конница. А они стояли в стороне и из безопасного места стреляли по мешеням. Это было до жути глупо, но Дикон вспомнил про подслушанный разговор давно в детстве. Отец и другие люди Чести, которые уверяли его, что "мушкетеры на крышах - лучший вариант". Отец долго отказывался, а потом сдался. Сдался и Дикон, решив, что даже если и не сильно похоже, это все же война. И надо воевать. И защищать мирное население, которому не поздоровится, если враг прорвется. Как стрелять из мушкетов, Ричард видел и примерно знал, как что там делается, другое дело, что ни мушкета, ни пистолетов у него отродясь не было. Но не успел Дикон решить, что делать, или хотя бы обратиться к Савиньяку, как рядом образовался Колиньяр, протягивающий Дику свой мушкет. Ричард удивленно посмотрел на серьезное лицо Эстебана и даже ничего не сказал. Слишком уж странно было происходящее. Мушкет юноша все же принял и благодарно кивнул, не меняя, впрочем, удивленного выражения лица. Мушкет был уже заряжен, юноше оставалось только встать поудобнее и прицелиться. В теории это было просто, на практике ему сейчас предстояло это проверить. Ричард прицелился и нажал на курок, поздно почувствовав, что что-то не так. То ли с слишком внимательным взглядом Колиньяра, то ли с мушкетом. А скорее всего, и с тем, и с другим. Ричард не ожидал такой сильной отдачи - оно и понятно, она такой быть не должна и не была ни у кого, кто стрелял при Окделле. В лицо - дым, в спину - камни. Ричард ударился о скалу, и от боли перехватило дыхание. Глаза слезились от дыма, ничего не было видно, а юноша все пытался вздохнуть. Ему это удалось, только ударившись о стену, он подался чуть вперед, оступился, чувствуя где-то под ногами недовольное гудение камней и рухнул вниз. На секунду показалось, что он такой же камень. Камень в селе, который летит вниз и несет смерть. Только в данный момент не людям и селениям, а себе.
Лионель Савиньяк: Выстрел мушкета был громким, как взрыв, и Савиньяк обернулся. Но было уже поздно. Окделла снесло со стены отдачей, такого он и представить себе не мог! Он упал вниз прежде, чем кто-нибудь успел предпринять что-либо. Лионель выругался сквозь зубы, всмотрелся в темноту внизу и сорвался с места. - Валме, присмотрите за Колиньяром! - крикнул он. Приказы были живо отданы командирам и переданы стрелкам. Если Ричарда не убьют сразу, шанс спасти его был, только нельзя было терять ни секунды. Тем, кто стоял пониже и мог рассмотреть в колышащейся толпе бириссцев Дика, было приказано отсечь остальных от тех, в чьи лапы попал юноша. Что его схватили после падения, Лионель не сомневался. И если еще не убили... Савиньяк спустился вниз сам, с небольшим отрядом. Сразу разрядил пистолеты в ближайших бириссцев. Гвардейцы последовали его примеру. Стрелки наверху не подвели, выстрелы раздавались непрестанно. Они фактически не давали седунам к ним приблизиться. Лионель завертел головой в разные стороны, выискивая юношу взглядом там, где по его предположениям он должен был оказаться. - Окделл! - заорал он во все легкие, стараясь перекрыть общий вой и грохот, - Где вы, кошки вас раздери?!
Марсель: Виконт Валме, как правило, не любил торопиться. В любых обстоятельствах он предпочитал понаблюдать, как следует разобраться и тогда уже действовать наверняка. Но сейчас он не сумел получить ответа даже на самый первый вопрос. Впрочем, и без вопросов сразу стало ясно, что разбудивший его сон был неспроста: явно пора было браться за оружие. К счастью, до личной палатки виконта было рукой подать, и он успел заглянуть туда, выдернуть из походной сумки пару пистолетов и кожаные кисеты с небольшим запасом пороха и пуль и последовать за Савиньяком, не слишком отстав от собранного им отряда. На ходу Марсель наскоро сопоставил известные ему факты и понял, что эта ночная тревога - логическое продолжение дневных демаршей. Но не против бакранов же сейчас они собирались выступить? Марселю и на миг не пришло в голову, что замысел Алвы сорвался и козловоды восстали против пришельцев. Но кто? Услышав, что мишенью им должны послужить бириссцы, Марсель отложил на потом выяснение, откуда седоголовые вдруг взялись, устроился на камнях поудобнее, примерился и стал аккуратно посылать пули по назначению, прерываясь лишь для того, чтобы самолично зарядить оружие - никому другому он бы этого важного дела не доверил. В эти минуты он успевал бросить взгляд на Колиньяра - мальчишка и здесь ухитрялся пыжиться и корчить преуморительные рожи. Так что ещё до распоряжения Лионеля он за Эстебаном уже "присматривал" и отлично видел тот момент, когда злополучный мушкет попал в руки Окделла. "Ну, господин Колиньяр, боюсь, что вашим забавам приходит конец, - злорадно подумал Марсель. - Даже если с Окделлом всё обойдется, если все останутся целы, вам-то очередной взбучкой от вашего эра теперь обойтись не удастся!"
Ричард Окделл: Все произошло слишком быстро. Только что стоял наверху - а теперь лежишь внизу. А времени соображать нет. Вокруг творится что-то непонятное, страшное, отвратительное. Чьи-то ноги, руки, головы. И маленький кусочек неба, который почти не видно. Все ущелье было заполнено бириссцами, как ызаргами в яме. Вы когда-нибудь кидали в яму к ызаргам мышонка? Нет? А теоретически догадываетесь, что с ним будет? Ричард попытался вскочить на ноги, выхватить шпагу. Под ногой что-то хрустнуло - чья-то рука. Да Окделл просто упал на одного из бириссцев, а дальше его затоптали товарищи. Перед глазами все плывет, юноша наотмашь бьет шпагой, та попадает во что-то мягкое. Кто-то накидывается на него справа, слева, ошалелые глаза. У Дика сейчас, наверное, такие же. Собрать все силы и рвануть назад, спиной к скале. Хотячем ему это поможет? А камни охлаждают и успокаивают, гудят поддерживающе, только здесь поддержки мало. Ричард мотнул головой и увтдел огромную, троящуюся луну. Наверное, последнюю в своец жизни. И приготовился быть растерзанным. Однако над головой просвистел выстрел, сбоку еще один. И барс, чей хищный оскал маячил прямо перед Диком, медленно осел, не дойдя до цели всего шаг. Всего один шаг, один замах клинком - и все. Рядом падает еще один, и еще два сзади. Дику кажется, что где-то там мелькают черно-белые мундиры. Талигойцы. Свои. Как приятно видеть что-то такое. Даже если в предсмертных видениях. В конце концов, Окделл провел с "олларовской" армией достаточно времени, чтобы считать ее своей хотя бы в этой компании. Больше не стреляли - еще два барса стояли слишком близко. И, кажется, уже поняли, что лучше им там и оставаться. Прикрываться герцогом Окделлом?! Ну, уж нет. Дик рванул вперед и выставил вперед шпагу. Если умирать - то продать свою жизнь подороже. Хотя чего хитрить, жить хотелось очень. Ноги дрожали, все тело болело от синяков и ссадин, болело левое плечо. Кажется, ранили. Но сейчас было не до разборов болячек. Сейчас вокруг творился Закат.
полная версия страницы