Форум » Королевский сад » Снежное озеро » Ответить
Снежное озеро
Лионель Савиньяк: Действующие лица: Катарина Оллар Эстебан Колиньяр Лионель Савиньяк
Ответов - 45, стр:
1 2 All
Лионель Савиньяк: Посчитав, что прогулки на одной ноге по ледяному Королевскому парку в компании фляги с касерой не слишком хорошо скажутся на здоровье его и без того раненого оруженосца, решительно отловил его там, завернул в подбитые мехом плащи и увез в фамильный охотничий домик Савиньяков на озере, от столицы и глупостей подальше. Внутри ему была подготовлена комната на первом этаже. Ли захватил с собой и врача, который, осмотрев рану, уверил Савиньяка, что его оруженосец скоро пойдет на поправку. Пока же в общем зале внизу горел камин, слуги готовили вино с пряностями, а в заледеневших окнах отражались отблески расставленных по всему залу свечей. Лионель подумал, что надо снова привезти сюда Марианну... но это будет в другой истории. В этой же он посмотрел на удобно устроенного на кушетке Эстебана, которого только что оставил в покое врач, и спросил: - Как настроение, оруженосец?
Эстебан Колиньяр: Приняв с полфляги на грудь и предприняв с полсотни, одна другой отчаяннее, попыток перелезть через обледенелую изгородь, отступил. Но не сдался. Смысл жизни у Воина напрочь пропал, но зато появилась новая цель – прикончить Алву. А уж сдохнуть в сугробе в его планы точно никоим образом не входило. И Воин, дабы не околеть, принялся методично избивать какое-то дерево, представляя, как сокрушает подлую кэнналийскую харю. И развалил бы, сволочь, в труху, кабы не Савиньяк, который его скрутил, закинул в бричку и отвёз кошки знают куда, а Эстебан – даже знать не хотел. Ему сейчас было решительно на всё наплевать. - Хре... паршиво, монсеньор, - отрешённо разглядывая сбитые в кровь кулаки, - Можно у вас попросить перо с чернильницей и бумагу? А ещё хорошо бы - касеры и того холуя, что нам дверь открывал, позвать. Который на кэнналийца похож. Я ему в морду дам и мне, глядишь, полегчает.
Лионель Савиньяк: Ли кивнул лекарю, чтобы тот обработал и перевязал сбитые костяшки на руках Эстебана, а потом приказал слуге подать горячее вино, бумагу и письменные принадлежности. - В моем доме не принято избивать прислугу, - усмехнулся он, - А горячее вино вам будет полезнее касеры - лучше прогреет после вашего путешествия по саду. Ничего, Эстебан, все пройдет, - добавил Лионель, - Выпейте, потом ляжете спать. А утро... обещает быть красивым и солнечным.
Эстебан Колиньяр: - Для кого-то красивым и солнечным, а для кого-то – последним, - протянул так задумчиво, что почти философски. Выглушив залпом вино, ухватил перо и, поскольку сказками на сегодня был сыт по горло, накропал басню. За холтийскими степями, За саграннскими горами, В том лесу, что рос за бором Жил да был облезлый Ворон. В своё время был он брав, Вечно пьян и вечно прав, Ну, а всем, кто был не "за" - Повыклёвывал глаза. Был в ту пору он в фаворе, Все кричали: "Славься, Ворон!" Видеть жаждали на троне, Целовали в зад в поклоне, Звали в лучшие дома, Бабы Дамы были без ума От пернатого вояки: Будь то карканье иль кака – Что б тот Ворон не исторг, Приводило их в восторг. Лет с тех пор прошло немало, Но ничто не поменялось – Лесом правит птах нелепый, Потому что звери – слепы. Ну, а те, кто при глазах – Прячут головы в кустах, На глаза навесив шоры, И не видят, что тот Ворон Растерял давно кураж, Силу, разум и плюмаж. По-унарски грызнув перо, приписал: Вот и басенке конец. И тебе, ракалия кэнналийская – тоже. P.S. В любом месте, в любое время Готов ответить за каждое слово. Без тени уважения, Эстебан Колиньяр. Не перечитывая, протянул листок Савиньяку. - Как думаете – на вызов потянет? Или ещё оскорблений добавить?
Лионель Савиньяк: Взял лист и одновременно кивнул слуге, чтобы тот подал юноше еще вина. Прочел. - Хм, недурно, - усмехнулся, - Вот только слово "бабы" я бы заменил на "дамы", все-таки... А так, вполне себе, для вызова... Только вот дуэли временно запрещены. Да и, мне помнится, следующим вы уже приняли вызов Окделла, Эстебан?
Эстебан Колиньяр: -Э-э... - слегка озадачился, но быстро нашёлся, - Значит, обойдёмся без секундантов. А победитель отправится в Багерлее, - хлебнув вина, исправил "баб" на "дам" и, подозвав холуя, распорядился срочно доставить послание Алве, - А Окделлу я, когда ответ получу - на то же время поединок назначу. Ну, а об остальном пускай уже между собой договариваются. Мне всё равно – в каком порядке их убивать.
Лионель Савиньяк: - Убить Росио стремились многие, вот только он до сих пор жив, а эти "многие" уже давно на том свете... Впрочем, все это ваше дело, - сказал Ли, - Допивайте вино, пора ложиться спать.
Эстебан Колиньяр: - Ну да, я помню, - усмехнулся, - Алву невозможно убить, обыграть, перепить и с двумя простреленными ногами догнать на лошади, а когда он выходит на поле боя – от вражьей армии остаётся только чья-то рваная шляпа. Однако вы правы – всё это моё дело и пора спать. Тем более, что завтра я намерен совершить невозможное! – Воин был изрядно нетрезв и по этому делу пафосен. Отставив пустой бокал, поднялся и, пошатываясь, ухромал в свою комнату.
Лионель Савиньяк: Ли отправил с оруженосцем слугу, чтобы тот помог ему раздеться и лечь в постель, потом еще какое-то время посидел в зале, допивая вино и глядя в окно, на кружащиеся в темноте снежинки. Потом и сам отправился на боковую. Утром он поднялся рано и после умывания и бритья отправился прогуляться на озеро, чтобы вернуться к завтраку.
Катарина Оллар: Слуга помог Катарине спуститься на землю из седла ее пепельной линарки и взял поводья. Королева приподняла голову и с восхищением осмотрелась в утреннем лесу, где снег и льдинки на замерзших деревьях искрились на солнце так, что было больно глазам. Но до невозможности красиво... Катарина вдохнула глубже свежий морозный воздух и укуталась в меховой воротник плаща. Охотничий домик Савиньяков был совсем рядом. Лесное озеро было прекрасно. Катарина увидела фигуру самого капитана, который дышал зимним солнечным утром дальше на его берегу. Слуга потихоньку повел лошадей в стойло домика. Сама же Катарина подошла к одному из заиндивевших окон и заглянула вовнутрь, через приоткрытые шторы. Это была комната Эстебана, и он уже не спал. Катарина тут же отошла в сторонку, не желая, чтобы юноша сейчас ее заметил.
Эстебан Колиньяр: Пока Алва, небось, полночи из угла в угол нервно расхаживал, до плеши морисский ковёр истоптав, а вторые полночи – неотрывно, дёргающимся глазом на часы пырил, наблюдая, как последние минуты его истекают, быстро, неумолимо, отбивая каждый час скорбным звоном, похоронным набатом по тому старому козлу, что позавчера был непобедим, вчера – просто удачлив, а сегодня, получив неверной пьяной ручонкой нацарапанный пасквиль – не без ужаса осознал, что пришло то "завтра", которое станет для него последним, Эстебан крепко спал. И проснулся лишь поутру, которое было красивым и солнечным. Но как только в него ворвались вчерашние воспоминания - померкло: проклятый павильон... больше не его Королева, ушедшая с больше не жильцом Алвой... ледяной сад, непреступная изгородь, несокрушимое дерево... непойми откуда Савиньяк, забросивший его непойми куда... мерзкий похожий на кэнналийца холуй... добрый не в своём уме лекарь... а потом он, кажется... Да нет, кошки задери - не кажется. Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, пьяный идиот, ЭТО сделал. - Твою мааать! – простонал Эстебан и, трезво взвесив шансы, накрылся с головой одеялом. Нет, в своём намерении прикончить Алву он был всё так же твёрд, но с исполнением явно поторопился. Ему бы окрепнуть, немного потренироваться и максимум – через полгода он был бы готов, а сейчас его шансы на победу настолько малы, что аж ничтожны. Но вызов брошен, мосты сожжены и нет пути к отступлению! Маршал ещё немного повалялся под одеялом, исполняясь решимости, после чего поднялся, кое-как приведя себя в порядок, как попало оделся и, выяснив у какого-то холуя – где Олень, захромал к выходу.
Катарина Оллар: Катарина уже понемногу подошла к крыльцу, собираясь с духом, чтобы подняться по ступенькам и войти в дом, как дверь неожиданно открылась, и наружу вышел Эстебан. Это произошло настолько неожиданно... Катарина встретилась с юношей перепуганным взглядом и вместо того, чтобы сказать слова приветствия, вдруг рванулась с места, и, не помня себя, скрылась в высоких елях неподалеку от домика. С потревоженных еловых лап вниз сыпанул искристый снег, и все затихло.
Эстебан Колиньяр: Катари?! Будущий маршал сейчас бы в меньшей степени удивился, если бы увидел маршала настоящего, пришедшего молить о пощаде. Но это действительно была Она! И Эстебан, не раздумывая ни секунды, помчался следом, позабыв про всё в пьянящем азарте погони. Опомнился только когда догнал: заныла, напомнив о себе и вчерашнем, рана, солнце снова померкло, сказочный зимний пейзаж обратился в безмолвную, утыканную чёрными погостными ёлками, белую пустошь и только Королева была всё так же прекрасна. Наверно, даже ещё прекраснее. Но смотреть на неё теперь было больно. И в душе не было ничего, кроме гнева, а на языке – ничего, кроме яда. Но Эстебан ничего не сказал. Только спросил. - Почему?
Катарина Оллар: Катарина опустила глаза. Дальше бежать было некуда - начинался крутой склон берега озера, занесенный снегом, без протоптанных дорожек. Но она и не собиралась, ведь она приехала для того, чтобы объясниться и попробовать помириться с юношей, который не раздумывая бросился за ней, не смотря на больную ногу... Горечь, прозвучавшая в его вопросе, заставила ее вздрогнуть. - Потому что ты меня оттолкнул, - прошептала Катарина, нервно теребя край лисьей муфты затянутыми в перчатку пальцами, - Отказался от моих забот и подверг сомнению их необходимость уже после того, как сам на них согласился... Я не могла после этого больше оставаться рядом, - объяснила она.
Эстебан Колиньяр: - Допустим, - кивнул Эстебан, невольно копируя следовательский тон своего сеньора, - И поэтому ты, как только явился этот упырь - оказалась рядом с ним, а потом вообще – с ним ушла?
Катарина Оллар: - Я сама попросила герцога меня забрать, когда он пришел, - тихо сказала Катарина, - У меня не было другого выхода, - объяснила она, поднимая все же на Эстебана глаза.
Эстебан Колиньяр: - Конечно же, не было, - Маршал выпустил пар через нос и быстро отвёл взгляд: он мог бесконечно-долго смотреть в эти глаза и имел полное право злиться на Катарину, но делать это одновременно у него не получалось, - ведь выход из Павильона только один. И ведёт он в королевский сад, полный опасных преступников и диких тварей. И сопроводить тебя, разумеется, мог только Алва, потому что ты всего лишь королева и у тебя нет ни охраны, ни свиты!
Катарина Оллар: - Я не должна ходить без сопровождения, - подтвердила Катарина все также негромко, - Но в тот момент я готова была уйти и одна, не смотря на обязывающий статус. Герцог оказал мне услугу в ответ на мою просьбу. Все это произошло только потому, что ты меня оттолкнул...
Эстебан Колиньяр: Взгляд Катарины гонялся за эстебановым по всему озеру, прежде чем снова его поймал. - Какой же я всё-таки медведь, - подумал он вдруг, - Обидел и даже не заметил. А Алва – что? Да ничто. Просто подвернулся. Она с ним только чтобы досадить Эстебану ушла - это же ясно, как день. А он ещё грубостей всяких про неё наговорил. А Она после всего этого – приехала сюда, непойми куда, сама, к нему! А он, вместо того, чтобы за своё вчерашнее медвежество извиниться - дознание с пристрастием тут устроил. - Правда? – переспросил он, хотя больше нисколько в этом не сомневался, - Но... я даже не думал тебя отталкивать. Мне была очень приятна твоя забота, я просто не хотел ею злоупотреблять. Прости, я не знал, что это тебя так обидит.
Катарина Оллар: После слов Эстебана Катарина помедлила, а потом все же подошла к нему ближе, почти вплотную. Ее руки легонько сжали его плечи, но так, чтобы он не мог отвернуться. После этого она пытливо взглянула в его лицо и спросила почти шепотом: - Ты сейчас говоришь правду?
Эстебан Колиньяр: - Да, моя королева, - рассеянно произнёс он, не сводя с неё глаз и отчаянно им не веря. Вот сейчас он пошевелится или моргнёт - и она исчезнет, а сам он - проснётся.
Катарина Оллар: Катарина какое-то время молчала, вглядываясь в лицо замершего перед ней юноши, словно пытаясь заглянуть ему в душу и найти там подтверждение его словам. Так прошло не менее минуты. Затем, наконец, она перестала его мучить и улыбнулась. - Я тебе верю, - сказала она, прижимаясь к груди Эстебана, - Только никогда так больше не поступай со мной. Никогда так больше не поступай вообще... Если принял какое-то решение, иди в нем до конца. Пусть даже в таком вопросе... Обещаешь? - спросила Катарина, снова поднимая на югошу взгляд, но теперь не переставая улыбаться.
Эстебан Колиньяр: - Обещаю, - Маршал, напротив, сделался необыкновенно серьёзен. Как же хотелось подхватить её на руки, закружить и утащить в ту страну, которую Эстебан бы обязательно когда-нибудь для неё завоевал... Если бы не спьяну, сдуру, идиотское, теперь уже не имеющее никакого смысла, Решение. В котором он, разумеется, пойдёт до конца. Вероятней всего - своего. Но это будет не сейчас, а наверное – завтра, а сейчас – Она была здесь, с ним, а остальное – да гори оно закатным пламенем! Эстебан тоже улыбнулся и, исполнив некое подобие медвежьего вальса, галантно предложил, - А теперь позвольте в знак благодарности за спасение достойнейшего из Рыцарей, пригласить Вас на незваный завтрак!
Катарина Оллар: - Вот и хорошо, - сказала Катарина, а потом негромко рассмеялась, когда Эстебан сделал попытку покружить ее на месте, и прижалась щекой к мехововму воротнику его куртки, - Осторожнее, твоя нога... Затем она снова посмотрела на него и произнесла в ответ на приглашение: - Спасибо, я с удовольствием присоединюсь. Кажется, я уже чувствую аромат шадди... Пойдем в дом.
Эстебан Колиньяр: Солнце снова сияло, снег – искрился, ёлки – расступались, давая дорогу будущему великому полководцу, гордо шествующему под руку со Своей Королевой. Жаль только, что свидетелями тому были лишь глуповатого вида слуга да дымчатой масти кобыла... Видели бы сейчас Эстебана приятели! - Прошу, Ваше Величество! – Маршал распахнул дубовую дверь, пропуская Свою Королеву, - Это, конечно, не дворец, но приём гарантирую королевский! Чего бы Вы, кстати, хотели на завтрак? Хоромы, согласен, скромные, но ради Вас здесь отыщется всё. Кроме, разве что, оленины. В том смысле, что монсеньор спозаранку куда-то ушёл.
Катарина Оллар: - Только шадди, - улыбнулась Катарина, войдя в охотничий домик Савиньяков и отпуская локоть Эстебана, а после сбрасывая на руки слуге свой плащ, муфту и перчатки, - У меня не так много времени, скоро нужно возвращаться... А что с твоими руками? - спросила она, когда он тоже снял перчатки.
Эстебан Колиньяр: Повелев подать шадди и что-нибудь к шадди, удивлённо глянул на Катарину. - С руками? - Эстебан даже про ногу последние полчаса почти не вспоминал, а о руках так вообще забыл напрочь, - А. Это... Маршал сосредоточенно уставился на разбитые костяшки и его глаза загорелись огнём Творенья: возникший перед внутренним взором Герой с тигриной ловкостью перемахнул через обледенелую изгородь королевского сада и, миновав дворцовую площадь, свернул в тёмный, полный зловещих теней и неясных силуэтов, глухой переулок... - И тебе совсем не было страшно? – широко распахнув бездонные голубые глаза, наверняка спросит Катари, - Ведь у тебя даже оружия при себе не было. - Нисколько. А оружие мне ни к чему, я уже сам по себе – оружие, - заверит её Эстебан и вдохновенно продолжит рассказ, - Вдруг, откуда-то из-за угла – пронзительный женский визг... Итак, визг. И Герой, ни секунды не колеблясь, бросился на зов, который привёл его в подворотню, которая упиралась в стену, к которой в ужасе жалась женщина, которую угрожающе обступили трое... нет, лучше – четверо вооружённых кривыми ножами записных, трущобных подонков. - Назад, шваль! – яростно скомандовал Герой и, крепко сжав, каждый величиной с огромное горе, кулаки, отважно вышел из тени. Подонки медленно обернулись и... немедленно начали ржать. А с ними – и жертва. А с нею – и Катари. Ну, не ржать, конечно – смеяться. Вообще-то у неё очень приятный смех, но сейчас он режет пуще ножей. Потому что смеётся она над ним. Но почему? Что не так-то?! - Ну, ладно, пускай – трое, - немного подумав, уступит Маршал, - Трое вооружённых подонков. Мириады искрящихся и переливающихся смешинок звонкими россыпями разлетаются по всему савиньячьему дому - разбиваются, множатся, рикошетят от стен, острыми льдинками впиваясь в эстебаново сердце. - Э-э... Двое? - всё равно не сдаётся он. Захлебнувшийся было смешок возобновляется с утроенной силой. - С одним на двоих ножом? Так продолжается до тех пор, пока в подворотне не остаётся один пьяный, безоружный, да к тому же - одноногий подонок, но Катари всё равно почему-то смеётся. Когда Герой, наконец, обнаружил, что на нём нет штанов и, простонав: "это – провал!" провалился сквозь землю. - Этто... Это - ерунда, Катари, не стоит даже внимания! – убрав руки за спину, поспешно заверил Эстебан, - Пойдём в каминную, нам сейчас всё подадут.
Катарина Оллар: Однако, Катарина не позволила Эстебану спрятать руки за спину, а взяла их в свои, осторожно погладила возле ссадин и сказала, улыбнувшись и не став больше ни о чем допытываться: - Ну хорошо, пойдем.
Эстебан Колиньяр: - А? Да. Пойдём, - Эстебан спохватился и с трудом отвёл взгляд. Последний раз он глядел на женщину такими глазами лет, наверно, в двенадцать. А женщине было почти четырнадцать. И она была так прекрасна, что почти совершенна. Маршал смотрел на неё с восхищённым обожанием, а она на него – как на какой-нибудь шкаф. Причём, пустой и не слишком красивый. Впрочем, Эстебан тогда быстро заставил её взглянуть на себя по-иному. Хватило двух дней пылких ухаживаний со славными в её имя подвигами и Неприступная стала смотреть на юного Колиньяра с тем чувством, от которого до любви – один шаг. А на третий - разбила ему сердце. Когда Маршал после двухдневной непрерывной форсированной осады решил произвести разведку на местности. С этой целью к Неприступной была подослана Иоланта, с паршиво сыгранным прискорбием сообщившая, что Эстебан прошлой ночью сбежал на войну и к настоящему времени вернее всего погиб на чужбине, после чего его глаза склевало вороньё, а лицо сожрали ызарги. На что Неприступная, оказавшаяся ещё и жестоковыйной, вместо того, чтобы положенным образом возрыдать и начать рвать на себе прекрасные волосы, ответила, что такое, конечно, вполне возможно, но не стоит чересчур обнадёживаться. После чего Маршал, окопавшийся неподалёку в кустах и в самом деле сбежал – аж на противоположную сторону парка и там минут сорок страшно переживал. А через неделю – снова влюбился в чью-то сестру, но чувства уже были и вполовину не такими возвышенными. И сам он уже был не тот, а к пятнадцати годам и вовсе прожжённым циником сделался. И оставался им до тех пор, пока не встретил Свою Королеву - женщину, ради которой хотелось перевернуть весь мир. И она несомненно этого стоила. А мир, в котором Маршал был всего лишь оруженосцем – безусловно того заслуживал. За этими думами Колиньяр и сам не заметил, как привёл Катари в савиньячью каминную, которая была хоть и вполне приличной, но по такому случаю – могла быть и понаряднее.
Катарина Оллар: Каминная встретила теплом, ярким солнечным светом, льющимся через заиндивевшие окна, и тонким ароматом шадди, что уже дымился на маленьком столике подле удобных кресел. Катарина опустилась в одно из них, взяла маленькую фарфоровую чашку с горячим напитком и посмотрела на Эстебана, который устроился в кресле напротив. Сейчас не хотелось ничего говорить, главное было сказано там, на берегу снежного озера. Она была рада, искренне рада тому, что им удалось помириться. Нисколько не жалела, что накануне в чем-то переступила через себя и приехала сюда. Ведь Эстебан - всего навсего упрямый мальчишка... Но сейчас, сидя напротив него в залитом солнцем зале, ощущая тепло не только физическое, но и душевное, Катарина сама того не осознавая, залюбовалась им.
Эстебан Колиньяр: Маршал, напротив, считал, что Главное сказано не было. И отчаянно ломал голову, как бы его половчее сказать. Потому что - сейчас или никогда, потому что завтра такого шанса может не быть, потому что его самого завтра может не стать: один выстрел - и он исчезнет, вместе с богатым внутренним миром, бесчисленными талантами, грандиозными планами и думой о Главном, которого Катари, если он сейчас, баран, не решится, так никогда и не узнает... Парень глубоко вдохнул, собираясь с духом и мыслями, затем решительно выдохнул и... понёс какую-то ерунду. Про лаикских призраков, которых он якобы видел очно и совсем абсолютно не сдрейфил, про комического недоумка Окделла, про многозлобного кретина Арамону, про благородного мстителя Сузу-Музу, которым, разумеется, в конце рассказа оказался рассказчик. А за этим рассказом последовал следующий, а рассказчиком Эстебан был отменным, может быть даже – самым лучшим, это многие отмечали, а сейчас он был ещё и в ударе, повествуя живо и ярко, не сводя с королевы глаз и упиваясь производимым на неё впечатлением, которое было без ложной скромности – великолепным. Парень готов был поклясться, что у Катари даже пару раз перехватило дыхание, а гнусную мыслишку, что это она якобы просто зевнула – прогнал к полосатым кошкам. Правда, Главного он, к сожалению, так и не сказал. Но ещё обязательно скажет, а лучше – напишет. Сегодня же. Может быть даже – в стихах. А завтра – примет бой и наверняка победит. Легко. Он сейчас горы готов был голыми руками ворочать и сразиться не то, что с Алвой - с целой с ним во главе армией. И причиной тому несомненно была Его Королева, воодушевлявшая своего Рыцаря на немыслимые свершения и наделявшая нечеловеческой силою. Ну и, возможно, в какой-то степени - шадди, которого Рыцарь, дабы продлить эту встречу, выхлебал по меньшей мере шесть чашек.
Катарина Оллар: Катарина слушала рассказы Эстебана с неподдельным интересом. С таким пылом и подробностями про Лаик ей еще никто не рассказывал, хотя она знала, что несмотря на то, что каждые полгода школа оруженосцев отхватывает от казны немалый кусок, унары там содержатся в неслишком хороших условиях. Если не сказать - в совсем плохих. Но Эстебан говорил не об этом, а о приключениях, призраках, таинственном остроумном шутнике Сузе-Музе, глуповатом капитане Арамоне, над которым потешалось уже не первое поколение унаров, и в общем было ясно, что юноши воспринимают Лаик в первую очередь, как замок, наполненный тайнами и приключениями, а на сырое постельное белье, холодные "кельи" и слишком скромные порции еды не слишком хорошего качества не обращают особенного внимания. И те, кто распределяет на все это средства, беззастенчиво этим пользуются. Но Катарина сейчас отогнала эти мысли. Когда она станет вдовой, все будет иначе. А пока, она с удовольствием потягивала шадди и продолжала любоваться сидящим напротив Эстебаном, внимая потоку его красноречия. Но время шло, и Катарине нужно было уходить. Когда после очередного захватывающего повествования Эстебан перевел дух, Катарина отставила на столик свою пустую чашку и поднялась из кресла. - Мне уже пора, - тихо сказала она и улыбнулась, - Мне было очень интересно, Эстебан. И очень хорошо с тобой... Спасибо за шадди. Катарина подошла к юноше и обняла за шею, поцеловала в щеку. Потом позвала слугу, чтобы подали плащ и перчатки.
Эстебан Колиньяр: Маршал обнял свою королеву за талию и долго не мог отпустить. Еле себя заставил, изловчась напоследок поцеловать её тонкую, нежную руку. "Вот теперь можно и умереть", - подумалось вдруг ему. Хотя, конечно, очень бы не хотелось. - Я провожу, Ваше Величество, - вызвался Эстебан, недобро зыркнув на так некстати расторопного холуя, - А то, мало ли - хищник какой-нибудь из лесу выскочит. Э-э... олень, например. Между прочим - самый в здешних местах лютый зверь, у них в этот период бодучесть повышена.
Катарина Оллар: Катарина позволила Эстебану какое-то время держать ее в объятиях, даже ненадолго прижалась щекой к его плечу. Создатель, как же она счастлива, что им удалось помириться... Затем он поцеловал ее руку, и к ним подошел слуга с ее плащом. - Хорошо, - сказала она Эстебану, чуть улыбнувшись на его слова о грозном здешнем "звере". Видеться сейчас с хозяином этого охотничьего домика ей и правда не хотелось, это было бы лишним. Они вышли на улицу, и слуга привел ее лошадку, которая успела немного отдохнуть в стойле за это время. - Мне пора, я должна ехать, - снова сказала Катарина Эстебану.
Эстебан Колиньяр: Эстебан сдержанно, как надлежит воину, попрощался и, толчком усадив настырного лакея в сугроб, легко посадил Свою Королеву в седло, отчего на душе сразу сделалось тяжело и тоскливо. И глядел вслед, пока она совсем не скрылась из виду. После чего развернулся и захромал к дому: надо было успеть разъяснить холуям, что о том, что у него без него были гости, их хозяину знать вовсе не обязательно.
Лионель Савиньяк: Ли надышался свежим морозным воздухом вдоволь и даже немного замерз. Потому, когда вернулся в домик и отряхнул с ботфортов снег на крыльце, тут же поспешил к растопленному камину. В зале стоял одуряющий аромат шадди, а его оруженосец, который уже проснулся и сидел тут, очевидно, в ожидании завтрака, тоже выглядел несколько одурманенным. - Доброе утро, - сказал ему Лионель, - Как самочувствие? Врач тебя уже осматривал? Он устроился в кресле и вытянул ноги к камину, закинув их на невысокую скамеечку, потом подозвал слугу и приказал подавать завтрак.
Эстебан Колиньяр: Застращав холуёв, оруженосец вернулся в зал и, развалясь в кресле, предался грёзам о Королеве, когда в каминную вломился Савиньяк, а в сознание ворвалась Неизбежность. Она бесцеремонно побряцала у него перед носом ржавою мерой, всячески взвешивая-перевешивая его шансы, после чего деловито сняла с него мерки и, поцеловав в лоб - крайне довольная убралась, оставив по себе песочные часы и очень нехорошее чувство. А чего я расселся?! – спохватился Эстебан, - У меня, может, и времени-то совсем не осталось! - Доброе утро, отлично, ещё не осматривал, - вскочив, скороговоркой выпалил он и, стараясь казаться беспечным, спросил, - А скажите, монсеньор, тот лакей, которого я вчера к Алве отправил – он уже вернулся?
Лионель Савиньяк: - Садись, что ты вскочил, - сказал Лионель, - Сейчас будем завтракать. А тот слуга вернулся утром, кажется. Назначенный посыльным накануне как раз и внес подносы с завтраком. Поставил их на столик перед Лионелем и Эстебаном, а потом передал юноше письмо с печатью Дома Ветра. - Ответ вам от герцога Алвы, - возвестил он, поклонился и вышел.
Эстебан Колиньяр: Олень был возмутительно спокоен. Впрочем, чего ему беспокоиться? Не его же завтра в Нохе пристрелят. Или заколют? Или не завтра? Или не в Нохе? Хуже Неизбежности была только явившаяся сразу за ней Неопределённость, которая обволокла всё зыбкой переменчивой мутью, не давая ни разглядеть – сколько же там, в Часах Неизбежности, осталось песку, ни даже представить, собственно - поединок. Стоило только начать, как она всё тут же перетасовывала, делая это так быстро, что невозможно было ничего разобрать. Утро или вечер? Шпаги или пистолеты? Классика или линия? Поочерёдно или одновременно? Право или жребий? До крови или до смерти?.. - Если всё-таки пистолеты, - пытался рассуждать Эстебан, - то у меня будет очень даже нехилый шанс, если... Но тут опять влезала она, кроя каждое его "если" своими "или", не позволявшими рассмотреть даже призрачного шанса на успех. Колиньяр, зло тряхнув головой, вдруг сообразил, что уже с минуту стоит истукан-истуканом и идиот-идиотом – в одну точку таращится. - Ничего, монсеньор! – поспешно заверил он, не придумав ничего лучше. И вернулся в кресло. И тоже сделался совершенно невозмутим, каковым надлежит оставаться Воину, сколько бы там ему ни осталось. И оставался таковым даже в Момент Истины, когда с Роковым Ответом явился Судьбоносный Холуй. - Отлично. Прочту после завтрака, – невозмутимо изрёк Эстебан и, небрежно отложив письмо, спокойно принялся за еду, демонстрируя несгибаемую волю и железную выдержку. И продержался целых полторы минуты. После чего, бросив вилку и опрокинув бокал, ухватил письмо, шумно сглотнув, резко его развернул и, коротко выдохнув, быстро забегал глазами по отчего-то запрыгавшим строчкам.
Лионель Савиньяк: Ли неспеша завтракал и с интересом наблюдал за выражением лица своего оруженосца, пока тот читал письмо.
Эстебан Колиньяр: Непроницаемое лицо отважного Воина, сменив несколько выражений, остановилось на растерянной озадаченности. - Не понял, - пробормотал Эстебан, потому что правда – не понял. И, перевернув послание, заглянул на тыльную сторону. После чего озадачился ещё больше и передал письмо Савиньяку. Рокэ Алва пишет: Вы слишком увлеклись, поверьте. Столь длинный и пространный опус, Где чёрен я в любом фрагменте, Сыграет с Вами грустный фокус. Чернят тем больше, тех, кто раньше На пьедестал был установлен И истово, не видя фальши, Курган им взводят похоронный. И, возвышаясь над могилой, Кричат, срывая голоса, Я полюбил тебя бы, милый, В чем призываю небеса. Но похороненный кумир, Не почиет под грузом слухов. На собственный прощальный пир Он явится, недобрый духом. Р. А. – Там только стих. По видимости - гениальный. А гениальное могут понять только гении, а гений в Талиге только один. Но вы, вроде, давно его знаете и всё это время с ним как-то общались, поэтому – может, вы мне растолкуете, как это понимать? Нет, общий смысл я уловил - что помирать этот "живьём закопанный кумир" не собирается, а если когда отчего и помрёт, то явно – не от скромности. И что драться со мной он определённо - намерен. Но когда? Где? На каком оружии? И кто там, к котам собачьим, его полюбил бы?
Лионель Савиньяк: Савиньяк отставил чашку с шадди, взял письмо из рук Эстебана и сосредоточенно прочел. Затем сказал: - Много лишних вопросов, Эстебан. В каждом документе или письме важно уметь выделять главное и отбрасывать второстепенное. В этом ответе герцога Алвы на ваше вчерашнее послание с целью оскорбить, я вижу только одно, увы или к счастью, но он не оскорбился. Потому что здесь, - Ли также перевернул лист и осмотрел его и с другой стороны, - нигде не указана ни дата проведения дуэли, ни место, ни оружие. Также и вам не предлагается их назначить. А этот стих - просто одна из шуток герцога. Лионель пожал плечами, вернул письмо Эстебану и продолжил пить свой шадди.
Эстебан Колиньяр: Шутка? Отчего же он тогда не смеётся? Впрочем, Олень никогда не смеётся. Во всяком случае, Эстебан ни разу не слышал. Но зато он кое-что понимал в жизни и как никто умел внести ясность. Это даже Эстебан признавал. - Не оскорбился – и кошки с ним. Пускай доживает! – щедро разрешил резко развеселившийся оруженосец и, скомкав письмо в шар, прицельно зашвырнул в камин. И, разумеется – попал. И самодовольно по этому поводу оскалился. И, быстро приговорив завтрак, приговорил сеньора к расстрелу. Который решил безотлагательно привести в исполнение во дворе, посредством снежков. Чтоб больше не говорил, что Эстебан – косорукий. А как только вернётся в Олларию – займётся письмом Катарине. Выберет из имеющихся ста пятидесяти вариантов самый лучший, а лучше – напишет новое. И в этот раз уж точно – отправит. А потом... да какая разница! Времени у него теперь было хоть отбавляй и планировать его не было надобности.
Лионель Савиньяк: Лионель задумчиво остановил взгляд на длинном пепельном волосе, полузатерявшемся на плече Эстебана в складках рубашки, потом сказал: - Если ты уже закончил с завтраком, иди к себе, пусть врач посмотрит рану. А потом пойдем на озеро, для тренировки в стрельбе.
Эстебан Колиньяр: Не успел оруженосец порадоваться избытку времени, как Олень тут же подкинул в медвяную чашу радости лесного клопа - напомнив, что пройдёт ещё долгих два с половиной года прежде, чем Эстебан сможет распоряжаться своим временем на своё усмотрение. - Не возражаю, господин капитан, - отозвался он так, будто господин капитан спросил его мнение и, сцапав со стола кусок пирога, гордо и независимо отправился, куда велено. Эпизод завершен
полная версия страницы